Служить театру честно. Записки артиста Мариинского театра - [10]

В театре мне повезло встретиться с Касьяном Голей-зовским. По интеллекту и таланту это, наверное, был второй Пушкин. Но Пушкин был мягкий, а Голейзовский — другой, эдакий мужик, с характером. Внешне он был лысый, широкоплечий. Сергеев пригласил его поставить двенадцать номеров на музыку Скрябина. В одном из номеров был занят я. Работа не пошла, хотя программа получалась интересная. Помню, была там гениальная «гирлянда» — четыре или пять балерин танцевали, не разнимая рук. И еще первый номер был очень хорош, в нем танцевал Олег Соколов. Сергееву понравился только номер с Соколовым. А Голейзовский сказал: «Или все, или ничего», и уехал в Москву. Когда мы репетировали, он очень обращал внимание на индивидуальности. Был еще, помню, номер-трио — солистка и два партнера. Голейзовский работал как Якобсон, «лепил» на конкретных исполнителей.

Касьян Голейзовский год или два был художественным руководителем Большого театра. Как-то раз его вызвал Сталин. Сталин лежал у себя в кабинете на диване, в сапогах. Он спросил Голейзовского: «Ты поляк, или еврей?». И Голейзовского на три года посадили. Видно, кто-то донес на него. В то время такое часто случалось. Наверное, нужно было освободить его руководящее место для кого-то другого.

На годы моей работы пришелся творческий взлет Леонида Якобсона. Особенно мне запомнился его спектакль «Страна чудес» 1967 года. Когда Якобсон ставил «Страну чудес», мы — я, Толя Сапогов и Женя Щербаков — втроем изображали страшное чудище. Это было сложно. Один должен был поднимать лапу, другой — головой двигать, все мы были связаны и нужно было двигаться согласованно. Очень хороший это был спектакль, он нравился всей труппе, мы его возили в Москву. Там очень хорошая музыка, Олега Каравайчука. Каравайчук приносил на репетиции «килограмм» новых записей, а Якобсон мог взять совсем чуть-чуть. И Каравайчук расстраивался и ругался. Вообще, Якобсон был такой — всегда заявлял о себе, что он талант, авторитет, делал по-своему.

Я считаю, Константин Сергеев — художественный руководитель Кировского балета — побаивался, что на «престол» вместо него может зайти Якобсон. Они были соперниками. На собраниях Якобсон ругал и Сергеева, и его жену, ведущую балерину Дудинскую. А вот когда Сергеева снимали с должности, Якобсон один выступил за него. Наверное, опасался, что за Сергеевым и его «снимут», сориентировался в ситуации. Якобсон был в Кировском театре штатным балетмейстером. На его балет «Спартак» был утвержден бюджет 2,5 миллиона. По тем временам это была огромная сумма, наверно, как сейчас — миллиард. Для сравнения — мы получали по 100 рублей в месяц, так что бюджет его постановки — это были бешеные деньги. Зато «Спартак» Якобсона прошел «на ура», успех был колоссальный!

В мое время в театре была серьезная дисциплина. Артисты уважали педагогов, относились к ним с пиететом. И работу свою воспринимали ответственно. Например, Александр Иванович Пушкин давал урок старшеклассникам, и солистам. К нему ходили, когда приезжали, Вахтанг Чабукиани, Майя Плисецкая, занимались наши солисты Алла Шелест, Нинель Кургапкина и многие другие. Солистка Татьяна Терехова научилась у него прыгать. Она буквально «летала», как мужчина — это он ее научил. И такого, что кто-то занимается, а кто-то посередине зала растягивается — в мои годы не было. Все делали «станок» — то есть первую часть урока, экзерсис у палки. Могли и поболтать в процессе, но упражнения выполняли. И солисты практически всегда доделывали урок до конца, делали аллегро (прыжки). Всем нравилось заниматься, была увлеченность. И по уроку, по прыжкам уже было видно, кто что может. Пушкин составлял очень красивые комбинации, например, с кабриолями, давал «круг», grand jete. И блестящий был у нас концертмейстер. В совокупности все было замечательно, работали слаженно. И не было такого, чтобы делали что-то свое — все исполняли именно то, что задал педагог. Сейчас бывает по-разному. Например, девочка пришла на урок, опоздала на пятнадцать минут и села посередине зала растягиваться. Не будешь же ее выгонять, все ведь взрослые люди. Но раньше так не поступали, были дисциплина и культура. Конечно, считается, что надо обязательно немного растянуться перед тем, как делать урок. А люди опаздывают, занимаются своими делами, и вот что получается.

Довольно долго мы, работая в театре, занимались уроком на улице Зодчего Росси, потому что в театре не хватало помещений. И репетировали тоже часто в училище. Потом уже к зданию Мариинского театра сделали дополнительную «надстройку» и расположили там несколько балетных залов. Мы, помню, не хотели сначала там заниматься, было непривычно. Тем более, что в «школе» был очень хороший пол, с правильным покатом, из толстенных досок. Он отлично амортизировал, не было травм. Переодевались в училище мы в своих раздевалках, отдельно от воспитанников. Иногда заходили в детскую столовую, но в целом артисты были сами по себе. В те годы уже было заметно, что помещениям училища требуется ремонт. Идешь, бывало, по коридору, и чувствуешь, как пол вибрирует под ногами — наверное, он сохранился еще со времен царя-батюшки.