Служанка - [22]

– Вот, возьмите, дорогой, – тихо сказала женщина, подавая Кастимиру тонкий белоснежный платок.

Значит, Драговец все-таки женился. И эта дамочка – его супруга.

Наместник утер пот и дрожащим голосом переспросил:

– Ваше сиятельство, это ведь не шутка, нет? Дана Винкоша… казнили?

– Именно так, лорд Драговец, – подтвердил Штефан. – Чтобы прочим неповадно было.

Он обвел взглядом застывших истуканами гостей и жестко добавил:

– Жду всех завтра в Белвиле. С собой возьмите необходимые счета и документы. Дан Кражич проверит их и доложит мне. Безоблачного дня, даны.

– Ваше сиятельство, не соблаговолите ли присоединиться к нашему скромному обеду? – попыталась остановить его леди Драговец.

Призыв в ее глазах стал почти очевиден.

– В другой раз, миледи, – небрежно поклонился Штефан.

Он резко развернулся и вышел из столовой. Бранко молча последовал за ним.

– А говорил, на обед останемся, – хмыкнул друг, спускаясь с лестницы.

– А у меня аппетит пропал, – в тон ему ответил Штефан. – Ничего, мы с тобой сейчас к Дымарю завернем. Таких колбасок с чесноком больше нигде не найдешь. А какое у него крапивное пиво! Лучшее в крае.

Дверь захлопнулась за их спинами, отрезав взволнованный гул голосов, и Штефан, вскочив на коня, направил его к Старо-Кроне, улице мясников и пивоваров.

– Здесь самые лучшие кабаки Стобарда собраны, – пояснил он другу. – А вот и заведение дана Дымаря!

Они с Бранко как раз подъехали к невысокому, выкрашенному охрой дому. Его низкие окошки почти вросли в землю, дверь была открыта нараспашку, приглашая всех желающих зайти и отведать знаменитой похлебки из свиного желудка и острых колбасок. Изнутри доносились веселые звуки скрипки и крепкий мясной дух. Яркая, недавно подновленная вывеска раскачивалась на ветру и уныло скрипела.

– Пахнет вкусно, – повел носом Бранко.

Штефан ничего не ответил, только усмехнулся. Что ещё друг скажет, когда Дымарь перед ним блюдо с лоснящимися от жира бандерскими поставит!

– Никак Его сиятельство пожаловали?

Не успели они с Кражичем войти, как невысокий грузный хозяин торопливо выбрался из-за стойки и низко поклонился. В глазах его не было страха. Скорее, удивление и… радость.

Штефан хмыкнул. Надо же, признал. Спустя столько лет признал…

В душе шевельнулось что-то вроде благодарности. Поди ж ты! Первый человек в Стобарде, который рад его видеть.

– Надолго к нам, Ваше сиятельство? – подошел ближе Дымарь.

Хозяин кабака был и сам похож на бандерскую колбаску – крепкую, тугую, с тонкими перевязками и кружочками жира.

– Надолго, Блажден, – ответил Штефан, и именно в этот момент понял то, что подспудно зрело внутри вот уже несколько дней. Он обвел глазами темный зал, сидящих за столиками и напряженно прислушивающихся к их разговору людей, остановившего игру скрипача, и добавил: – Навсегда.

– Так за это ж не грех и жватицы выпить, а, Ваше сиятельство? – на полном благодушном лице Дымаря появилась лукавая усмешка, а музыкант провел смычком по струнам и заиграл задорную «Кецку».

– Неси, – кивнул Штефан, усаживаясь за стол. – И пива крапивного неси, и колбасок, и похлебки своей знаменитой.

– Ото ж разом! – кивнул хозяин кабачка и гаркнул, обернувшись к двери кухни: – Квитка! А ну тащи сюда все, что есть!

– Дан Блажден, так тут много чего есть! – высунулась из проема веснушчатая физиономия.

– Вот все и неси! – махнул рукой Дымарь.

– Что, и плацинды?

– От дурна девка! Если я сказал – все, значит, все! У нас сегодня праздник. Господар наш вернулся!

Дымарь вытащил из-за пояса фартука чистое, вышитое по краям полотенце, утер им потное, будто промасленное лицо и мечтательно добавил:

– Ото ж какая теперь жизнь у нас начнется! При законном-то правителе! – он отвлекся на тощую веснушчатую девицу, выскочившую из кухни с огромным подносом. – Квитка, я ж тебе сказал, все неси!

– Так у меня всего две руки! – беззлобно огрызнулась девка, полоснула по Штефану любопытным взглядом и бухнула поднос на стол. – А я одна! И помощницу вы мне уже какой месяц обещаете, да никак не наймете.

Она ловко выставила горшок с похлебкой, блюда с румяными плациндами, две глиняные миски, ложки, сунула им с Бранко полотняные полотенца и снова побежала на кухню.

Штефан наблюдал за мельтешением худых жилистых ног, выглядывающих из-под короткого подола вышитой национальной юбки, и неожиданно вспомнил другие ножки – маленькие, ладные, в грубых кожаных башмаках, торопливо летящие над грязью белвильской тропинки.

И глаза вспомнил. Синие, большие, прозрачные, до самой души пробирающие. Наверное, сложно с такими жить. Не каждый их взгляд выдержит.

– Вы уж простите Квитку, Ваше сиятельство, – отвлек его Блажден. – Язык у девки, что помело, но не выгонишь, уж больно хорошо готовит. А вот и пиво вам, – на столе оказались большие запотевшие кружки. – Отведайте, господар.

Старое обращение неожиданно пришлось по сердцу, затронуло какие-то струнки в душе, потянулось к корням. Оно словно бы соединяло его с этим местом, с людьми, с вечно хмурым небом и непроходимыми лесами Стобарда.

Штефан поднял кружку, кивнул Бранко, приглашая присоединиться, и коснулся губами пышной, пахнущей имбирем и солодом пены.