Служанка фараонов - [22]

– А теперь, Нефру-ра, научи-ка ее по-настоящему! Это будет тебе наказанием!

Он вышел, а Аменет кусала себе губы и прошептала вслед ему что-то злобное, но так тихо, чтобы он не услышал.

И действительно, это стало наказанием для нас обеих, ибо принцессе скоро прискучила игра в школу. Ведь теперь это перестало быть тайной забавой и только прибавляло ей работы. Поэтому она все чаще пускала в ход прут, а Аменет злорадно впивалась глазами в красные следы на моих плечах. Я же упрямо склонялась над глиняными черепками, пользуясь каждым свободным мгновением, и наконец догнала свою наставницу. Теперь я сидела рядом с ней за работой, а Сенмут, диктуя, говорил:

– Пишите!

Тогда же наступила пора пожинать урожай, ибо никогда еще тайное преступление не приносило столь прекрасных плодов. Даже Нефру-ра работала теперь гораздо охотнее. Как-никак, честолюбие заставляло ее всегда быть впереди меня, Сенмут же хвалил ее только тогда, когда она этого заслуживала. Хотя я и остерегалась превосходить свою учительницу (я попросту боялась, что это мне повредит), плоды, которые доставались мне, были сиг; слаще. Передо мной открывался мир, о котором я раньше и не догадывалась.

Возможно, это была награда Тота, писца богов и бога писцов, за то, что я спасла от смерти и вырастила одно из его священных животных. Насколько я понимаю, это была очень высокая награда. Камни ожили! Теперь я повсюду открывала священные знаки, заставляла их говорить со мной и вынуждала выдавать мне свои тайны.

Ах, если бы я была мальчиком! С какой гордостью я воткнула бы за ухо тростниковую палочку и быстро бы сделалась одним из тех важных писцов, которые надзирают за земледельцами, пересчитывают их скот и записывают в счетные книги подати, которые они должны своему господину. Но, к сожалению, я была всего лишь маленькой чужеземной девочкой-рабыней. А кем может стать она, даже если причуды счастья и ее госпожи открывают ей такие вещи, о которых другие, подобные ей, даже не осмеливаются и думать?

К нам присоединилась третья ученица, дочь сестры Сенмута. Увиден, с какой охотой учится царевна с тех пор, как не в одиночестве корпит над свитками для письма, Сенмут и привел Абет, девочку примерно того же возраста. Все чаще случалось, что многочисленные обязанности Сенмута отрывали его от занятий с нами. В конце концов за нами пришлось присматривать Унасу, брату Абет, несколькими годами старше ее, который был уже писцом, правда, пока еще «мелким».

Мне совсем не нравилось, что к нам присоединились сестра и брат. Потому что очень скоро из положения подруги, в которое меня на время возвело расположение Нефру-ра, я снова оказалась в положении служанки. Унас очень добросовестно исправлял красными чернилами письменные работы двух других, а мои он даже не пробегал глазами. Когда один раз я умышленно не выполнила задания, он лишь надменно посмотрел на меня и обратился с шуткой на мой счет к Нефру-ра, которая громко засмеялась. Я же с пылающими щеками склонилась над своими глиняными черепками и принялась писать. Губы у меня дрожали, в горле комком стояли слезы. «Если бы я мог научить тебя любить священные знаки больше, чем ты любишь свою мать, – писала я, – если бы я мог открыть перед тобой их красоту».

Когда мы заканчивали упражнения и выходили порезвиться с мячом, то получалось так, что мячи бросали Нефру-ра и Абет. Я же должна была бегать за ними, когда они отскакивали в сторону или откатывались в кусты. Сколько раз, когда обе девочки смеялись над замечаниями юного писца, я стояла рядом и не понимала смысла шутки, а никому и в голову не приходило втянуть меня в разговор. И все же я была готова отдать жизнь, чтобы Унас – шутник и насмешник Унас – обратился как-нибудь и ко мне, пусть даже с самым пустяковым замечанием!

Однажды они сидели у пруда в дворцовом саду. Их работа была закончена, но моя-то продолжалась. Абет захотела пить, и Нефру-ра послала меня за фруктами и напитками. Небем-васт и Аменет держались в стороне и ничего не имели против того, чтобы я притащила тяжелые кувшины, но тут они тоже подошли и начали прислуживать своей госпоже и ее гостям, радуясь, что и им перепадет глоток сладкого напитка.

Вдруг Небем-васт толкнула меня и сказала:

– Эй, посмотри-ка, это не твоя мать там идет? Моя мать! Я уже издали узнала ее наклоненную вперед фигуру, ее тяжелую походку. Я покраснела. Что ей здесь было нужно? Не собиралась ли она показаться царевне в своей грубой, запачканной набедренной повязке, со спутавшимися, неприбранными волосами? Услышать, как Унас скажет Нефру-ра: «Что здесь нужно этой женщине?» А Нефру-ра посмотрит с удивлением, Аменет же с тайным торжеством в голосе и с насмешкой во взгляде покажет на меня: «Это мать… вон той!»

– Нет! – резким шепотом ответила я Небем-васт. – Я ее не знаю!

Я незаметно нагнулась позади куста – разве из блюда не упал инжир? – и подождала, пока тяжелые шаги не замолкли вдали.

Куст был покрыт большими листьями и красивыми фиолетовыми цветами. Я неосторожно сорвала один цветок и принялась обрывать лепестки, чтобы только чем-то заняться и не слышать тихого скрипа гравия вдали. Из цветка капнул мелочно-белый сок и испачкал мне пальцы. Я не обратила на это внимания. Но Аменет, которая всегда все видела, заметила это и здорово выбранила меня.