Служанка арендатора - [12]

Раздав козам остатки хлеба, девушка поднялась на крыльцо и заглянула в ближайшее окно. Комната, очевидно, была пуста: никто не отозвался на стук в окно, и дверь оставалась запертой.

Приходилось терпеливо ждать!

Решив, как видно, дождаться возвращения хозяина, девушка села на зеленую скамейку, поставила подле себя корзину и развязала платок. Она откинула его на спину, и Маркус мог теперь рассмотреть высокомерную служанку судьи, которая, по словам госпожи Грибель, боялась загара.

Маркус был зол на девушку, но должен был признать, что нельзя было не беречь этого нежного личика. Подумал он и о том, что изящная головка вполне гармонировала с ее гордой благородной осанкой. И это даже рассердило Маркуса: ему в тысячу раз было бы приятнее, если бы девушка оказалась некрасивой, косой или в веснушках!…

Тугой узел волос поддерживался на затылке гребнем, и девушка слегка провела рукой, приглаживая волосы. Затем, глубоко вздохнув, она сложила руки на коленях и прислонилась головой к стене домика. Лицо ее было озабочено, огорчение ясно отражалось в глазах ее.

Она привыкла быть энергичной, не могла спокойно просидеть даже несколько минут. Вынув из корзины сверток, она внимательно осмотрела его; и Маркус увидел из своей засады, что эта была белая кружевная косынка. Этот старинный убор, вероятно, принадлежал гувернантке и должен был теперь украшать ее белую шейку. Гибкие пальчики девушки, растягивая эту изношенную тряпку, нежно разглаживали ее, но вдруг она быстро сложила кружево и встала.

По дороге шел стройный мужчина в форменном зеленом платье. Увидев девушку, он ускорил шаги, а собака, устало бежавшая подле него, бросилась вперед и с радостным лаем запрыгала вокруг девушки.

– У вас здесь очень хорошо, Фриц, но я рада, что вы пришли, я тороплюсь! – сказала она, явно копируя свою госпожу, потому что на почтительный поклон пришедшего ответила с таким достоинством, как это, вероятно, делала сама ученая племянница судьи. – Я дам вам серьезное поручение, но прежде угощу вас!

С этими словами девушка вынула из корзинки небольшой хлебец и протянула ему.

– У меня сегодня такие удачные хлебцы вышли, что вы непременно должны попробовать! Наконец-то я научилась печь хлеб, Фриц, и теперь со смехом вспоминаю о той страшной минуте, когда я впервые своими неумелыми пальцами месила тесто, и потом вынула из печки два черных кома, жестких, как камень!

– Да, немало слез было пролито, несмотря на вашу твердость! – заметил молодой человек с добродушной улыбкой.

Положив хлеб на наружный карниз окна, он внимательно посмотрел на девушку и спросил:

– Какое поручение?… К жиду или к золотых дел мастеру?

– Вы прекрасно знаете, что золотых вещей нет более! Вам надо сходить к ростовщику: послезавтра надо заплатить восемь талеров.

Молодой человек с отчаянием взъерошил свои курчавые волосы.

– Да, Фриц, как ни стерегли мы дом, какой-то коммивояжер все же пробрался и оставил два ящичка прекрасных сигар. Они почти все уже выкурены, потом получен счет и письмо с напоминанием, что если не будет уплачено вовремя по счету, он подаст в суд.

– Боже мой, я терпелив, но всему есть границы! И меня душит злоба, когда я вижу такую беспечность, словно мешок еще полон, как бывало прежде!

Грустная усмешка скользнула по губам девушки.

– Мы не в силах этого изменить, Фриц! Вы занимаетесь естественными науками в свободное время и должны знать, что вода не может течь в гору!… Привычки и склонности не изменяются под старость…

– Но у этого старика безбожное легкомыслие! – негодующе заметил Фриц.

– Не нам судить его! – возразила девушка. – Возьмите это кружево, оно дорогое, это старинные кружева! Меня уверяли, что они стоят не меньше двадцати талеров, но от Боруха Менделя мы не получим, конечно, больше половины этой цены.

– Да возьмет ли он еще? – сказал Фриц, пожимая плечами и бросая недоверчивый взгляд на неказистую вещь. – Положим, он охотно купил два шелковых платья и шаль, но это… Боюсь, что он только рассмеется надо мной… лучше бы отнести ему пару серебряных ложек…

– Последние? – живо перебила его девушка. – Нет, нет! Неужели вы думаете, что я могу подать ей оловянную ложку? Этого никогда не будет, пока я в состоянии работать! Вам этого не понять, Фриц, – прибавила она более спокойно. Сложив кружево, она подала ему. – Ступайте к Боруху и будьте уверены, он знает толк в кружевах как и в золоте… Но будет ли у вас завтра время или у вас, может быть, есть дело в городе?

– Не волнуйтесь, я все сделаю, ведь вы знаете…

– Да, я знаю, что вы добрый человек!

Эта похвала, высказанная искренним тоном, кажется, очень смутила Фрица: он неловко поднес руку к форменной фуражке и дотронулся до козырька.

– Сегодня расставляли вехи для линии железной дороги, – произнес он, желая переменить тему разговора.

– Да, и поэтому у нас было много шума и крика, – отозвалась девушка. – И вообще, сегодня выдался ужасный день!

– Конечно, – согласился Фриц. – Но смешно, что старик волнуется! Разве ему не все равно? Он, наверное, не доживет на мызе до тех пор, когда мимо нее промчится локомотив!… Новый владелец скоро выселит его, и он по-своему будет прав!