Слушай, тюрьма! - [11]

Без ошибок я не смогу научиться христианству.

Ты видишь? Идет атака на "завесу", это общий замысел, в нем участвуют мои обвинители, моя соседка по камере и даже мой ум, стесненный сатанинским натиском, страхом, воспоми-наниями, сожалениями. Ты видишь?. - слышу я после пустякового конфликта с соседкой по камере, конфликта, в котором она, осуществляя замысел, должна истощать мою силу.

Я наконец вижу. Диалог невозможен. Нет общего языка. Христианство безумие, или это - не христианство.

Пришла пора выбирать. У меня нет больше возможностей выбирать из христианства то, что мне удобно, то, что для меня безопасно, и то, что разрешает делать христианству сей мир.

Идет атака ежесекундно, камера, в которой я заключена, атакуется стрелами, они вонзаются в меня, в хрупкий панцирь, оставляя на нем невидимые раны.

Глаз не видит и ухо не слышит этой атаки, но это не значит, что ее нет, она сотрясает мир...

Мир распинает Бога ежесекундно, отрекаясь от своего Творца, распинает до тех пор, пока Он позволяет это миру, потому что Он постоянно воскресает и дает жизнь миру Своим Распятием и Своим Воскресением.

Идет атака на "завесу", и христианство призвано это знать и видеть.

Господь дал христианам эту способность видеть, если они захотят видеть. Но сколь ответственна эта способность - хотеть.

В Законе, данном Богом, человеку было указано, как пользоваться веществом, чтоб человек мог остаться человеком до прихода Христа, когда Богу угодно будет открыть новую веру и дать новые заповеди и открыть завесу.

Первым туда вместе с Господом войдет разбойник за покаяние и исповедание веры.

У нас нет больше времени, у христиан нет больше времени, наша жизнь повисла на волоске, ибо день есть отрезок пути и дан как отрезок пути к Вечности. Мы должны будем ответить за каждый отрезок пути.

"Вы не отвечаете на вопросы следствия потому, что в уставе марсианской враждебной организации (все то же) рекомендуется не отвечать на вопросы?!"

Христос не отвечал на вопросы Пилата.

Вопросы следователя могли бы показаться фарсом, если бы это не происходило на грани жизни и душевной смерти. Одно и то же: "Где же ваш Бог? Почему Он не спасает вас?" Сойди с креста, если ты - Бог!

"Почему Он не наказывает меня?" - спрашивает следователь с плохо скрываемой издевкой.

Это похоже на фарс. Старушка, назвавшаяся протестанткой, которую привела ко мне моя знакомая для того, чтобы я помогла старушке приобщиться к православию, оказывается агентом. Как печально, она совсем стара, сколько ей осталось еще дней... Но может быть, она успеет еще, как разбойник, покаяться и исповедать Тебя, Господи?!

"Это - недоразумение, - говорю я следователю, словно бы очнувшись от абсурда, от бреда, в который мы погружены не по нашей воле. - Это недоразумение, как вы можете бороться с Творцом Вселенной, создавшим вас и все, что вокруг вас?"

Слезы растопили мое жесткое сердце, и мне стало жалко его. Слава Тебе, Господи! Мне наконец стало жалко своих обвинителей! И они - Твое создание.

"Это - недоразумение, неужели вы и в самом деле верите, что ваш ум родствен уму обезьяны?" Я не могу ненавидеть, я не хочу ненавидеть, мой ум не имеет ничего общего со звериным умом обезьяны!

Они - в плену, это - несчастье, беда, это осудить невозможно, потому что нас всех ждет Суд, страшнее которого не могут придумать мои обвинители.

Это я виновата во всем, виновата и в предательстве этой старушки тоже.

Значит, это не было христианством, ведь я не смогла передать ей тот огонь, который сжег бы в ней страх и желание лжесвидетельствовать.

Мы - христиане - не умеем жить в этом мире по-христиански.

Мы выбираем из Ветхого Завета то, что нам легко исполнить, и, в лучшем случае, мечтаем об исполнении Нового Завета. Мы не умеем жить в этом мире, поэтому наши встречи друг с другом пусты, нам нечего дать друг другу, кроме необязательных слов. И когда нас бросают в Вавилонскую печь, мы сгораем.

О, как страшен этот бесплодный путь мнимого христианства по земле, которая ежесекундно сотрясается от вольного распятия Бога!

Как страшен этот путь, ведущий к тому мгновению, когда мы осознаем, что мы утратили, охваченные страхом, когда мы поймем, за что мы отдали свое блаженство. И сколь необходимой и желанной станет для нас утраченная возможность быть гонимыми за крест Христов! Но поздно будет, поздно...

Жизнь моя висит на волоске. Не сегодня завтра кончится этот путь, ведущий к Вечности, и последний отрезок станет последним днем.

В Московскую Патриархию

Прошу передать это обращение во Всемирный совет Церквей, предстоятелям всех христианских церквей и христианам всего мира.

ОБРАЩЕНИЕ

Арестован мой муж, писатель Феликс Светов, православный христианин, создавший ряд романов, свидетельствующих о Христе в современной России. Один из его романов "Отверзи мне двери" был опубликован в Париже в издательстве ИМКА-Пресс. Он - автор нескольких книг, вышедших в СССР, был исключен из Союза писателей СССР за свои сочинения. Его отец, известный историк, профессор МГУ Фридлянд И. С., был расстрелян органами НКВД в 1936 году и посмертно реабилитирован. Я - в ссылке, осуждена на шесть лет лишения свободы за исповедание православной веры, пробыла год в тюрьмах, сейчас поселена вдали от храма, от христиан, от родных и близких. Мой муж болен, ему сейчас 57 лет. В тот час, когда его увели из дома, у нас родился второй внук. Наши дети Сергей, Зоя, Виктор (муж дочери), внуки Филипп и Тимофей беззащитны. Слезно молю всех христиан всеми возможными способами помочь моему мужу. Блаженны не только гонимые за слово Божие, благословенны и те, кто защищает гонимых (Мф. 25, 34-36).