Слуги в седлах - [35]

Лаура шла по одному берегу, он по другому. На конце ламбы они встретились.

— Клюнуло?

— Нет. Одна покрупнее дернула разок, но очень лениво. Посмотри-ка.

Лаура сделала петлю, продела в нее щуку, связала концы ивовых ветвей и повесила петлю на поясе. Щука болталась у нее на животе.

— Не очень-то велика.

— С полкило.

Она была почти черной, без обычной для щуки желтизны. Чернота отливала только зеленью мха и тины да красками ила. Даже глаза — большие, гораздо больше, чем у озерной щуки, — и те были совсем черными.

Мясо у этих щук сладкое, необычное. Других рыб в ламбе. не водилось, не было даже карасей, хотя он много раз собирался сюда их запустить. Потом, правда, побоялся, что они испортят вкус щуки, и не запустил. Эти щуки питаются лягушками. Их-то здесь много.

— Ветер не с той стороны.

— Неужели мы хоть одну щуку кило на два не поймаем, если обойдем еще те две ламбы.

— Не стоит, клева сейчас не будет, — сказала девушка.

— Хочешь домой?

— Комары кусаются.

— А может, все-таки попытаем счастья?

— Все равно клева не будет.

— Трудно сказать. Что-нибудь-то всегда ловится.

— Попробуй, я подожду. Не хочу туда ковылять, там камней много.

— Да ты, собственно, можешь идти домой. Возьми лодку. Я вернусь берегом.

Он отправился через перешеек к другой ламбе.

На противоположном берегу раздался всплеск.

Попытав счастья под несколькими кочками, он убедился, что щука сегодня не клюет, и пошел на третью ламбу. Идти было трудно: то по каменистым гребням, то через густые заросли. Метрах в двадцати послышался треск, и в кустарнике мелькнул лось. Он подошел к ели, под которой лось только что лежал. Там была примята трава и кишмя кишели мухи и слепни. Этот рой налетел на него и сопровождал его до самой воды.

Скучно огибать ламбу, когда знаешь, что ни с кем не встретишься. Прошлым летом все было иначе. Лаура не покидала его. Хорошо было идти вдоль берега, знать, что на полдороге встретишь ее, и гадать, кто поймал больше, у кого добыча крупнее.

Рыба не клевала, делать новых попыток не хотелось. Не клюет — и не надо. Он торопливо обогнул ламбу и пустился в обратный путь. Лауры не было.

Он окликнул ее, но ответа не услышал. Он присел и закурил. Девушка не появлялась. Он просидел с полчаса, глядя на неподвижную воду. Рядом с кочкой проплыли четыре лягушки. Почти совсем черные.

Отсюда удобно было пройти к сосняку. Когда подходишь к нему снизу, с болота, топи и каменистых кряжей — этих полей нечистой силы, — кажется, что приближаешься к средневековому храму. Это Лаурины сосны. Он остановился на вершине кряжа, медленно, не сходя со своих следов, повернулся кругом и посмотрел на деревья.

Когда он подошел к берегу и увидел озеро с его прозрачной водой и песчаным дном, ему показалось, что он вышел из туннеля, таким светлым было оно по сравнению с болотными ламбами.

Лодка качалась у берега.

Лаура ушла пешком и оставила ему лодку. На душе у него посветлело, но ненадолго. Его вдруг пронзила мысль, что он потеряет девочку. Это произойдет нынче летом. Отдаление началось еще зимой. Прошлым летом все было по-прежнему. Заинька была еще ребенком. Теперь она становится женщиной. И это печально, при этом умирает что-то, что есть в ребенке и особенно в юной девушке, но чего уже нет в женщине. Это трудно объяснить, об этом не скажешь двумя-тремя словами. Нет таких слов, потому что безумный мир не заметил этого и никак, к счастью, не окрестил.

Умирает какая-то чуткость и восприимчивость, а вместо них появляется что-то холодное и замкнутое. Прошлые поколения, как искупительную жертву, требуют свою долю и уносят лучшие свойства чуткой девочки.

Он вспомнил старую арабскую притчу и понял теперь, как она верна.

«Когда рождается мальчик, его окружают сто чертей, когда рождается девочка, ее окружают сто ангелов. Каждый год один ангел и один черт меняются местами, так что под конец возле старого мужчины оказывается сто ангелов, а вокруг старой женщины — сто чертей».

Чуткость и что еще?

— Вот что это такое — потеря чуткости и четвертого измерения, — произнес он вслух. — Этот процесс происходит именно в таком возрасте. Печально быть его свидетелем и не уметь ничем помочь. Становишься только раздражительным и стоишь у другого на дороге.

Это происходит незаметно, особенно если не хочешь замечать. Во всяком случае, в такой девочке, как Заинька. Она тактична, воспитанна, рассудительна, у нее хороший характер — лучшего и не бывает, О ней можно писать. Если бы быть писателем, вот о чем он писал бы. Он не стал бы писать на всякие модные темы.

Он вспомнил о Хилту и Силланпяя[11]. Из всех персонажей Силланпяя Хилту живее других осталась в его памяти. Но он рассказал бы совсем иначе. С мальчиками в переходном возрасте происходит то же самое.

Четвертое измерение. Вместе с Заинькой рушится что-то и во мне. Наверно, рушится. А может быть, мне это только кажется? И ничего этого нет? Может быть, я уже так закоснел, что на все окружающее смотрю со своей колокольни?

6

Соседское стадо пасется на лугу Ниемелянхарью. Здесь хорошая трава, поэтому уже лет двадцать назад он предложил свой луг соседям — для выгона. Это было радостью для обеих сторон: дети познакомились с сельской жизнью, а коровы жевали траву.