21 декабря 1709 года русская армия «с великим триумфом» вошла в Москву. Петр, его генералы, в сопровождении преображенцев и семеновцев въехали под звуки фанфар в сопровождении бесконечной вереницы пленных шведов. Несли триста захваченных знамен, провезли 35 пушек. Сафонов шел с боку, охраняя пленных и трофеи. Толпа ликовала. Процессию встречал сам князь-кесарь Ромодановский, разодетый, как старый князь московский. К нему смиренно обратился Петр:
— Благодаря милости Божьей и к счастью Вашего Цезаревского Величия я с победой своего войска вернулся из Полтавы!
Изумленные шведы были сбиты с толку и не могли понять, кто ж на самом деле русский царь — этот простой офицер, или тот боярин-вельможа.
Теперь Петру, а не Карлу XII, предстояло вершить закон на Севере Европы. Уничтожив шведское могущество, он перевернул равновесие на континенте. Петр успокоил Польшу и вернул трон Августу II. Возобновил союз с Данией. Королева английская Анна Стюарт в письме своем называла его Императором. Только Франция с трудом принимала положение вещей, которое лишало ее двух союзников — Польши и Швеции. Но «система Ришелье» включала и третий опорный пункт — Турцию. Разгромленный, но не сломленный Карл делал все, чтоб втянуть Ахмеда III в войну с Россией. Петр жаждал мира. Он устал от девяти лет войны. Но впереди еще были долгие двенадцать лет.
После празднеств Полтавских и Петр приехал. То-то радости отцу было! Отпустил его воевода Михеев. В приказ Военный собрался Суздальцев. Обратно в полк драгунский проситься.
— Осточертело мне за ворами гоняться, служба эта полицейская будь она неладна. Что так, что эдак, все едино в седле целыми днями. Лучше уж со шведами драться буду.
Согласилась с ним комиссия лекарская, опять в полк определился, в тот же Ярославский. Поехали вместе друзья по тракту зимнему.
А Наташа, простите Аннушка, в Москве осталась. У Ивана Федоровича Суздальцева. Сидел старик у печки, любовался. Хоть и не Петькина, все едино невестка. Соскучился старый по уюту домашнему, женскому, коим от молодой хозяйки повеяло. Всплакнул по своей Евдокии покойнице, припомнил. А на следующий год Бог и ребеночка послал Сафоновым.
— Внучка! — Гордо говорил всем Иван Федорович. То-то радость!
