Случайные помехи - [8]

Она на веках настоялась.

Любимая! Где ты? Откликнись скорей.

Я здесь, и мгновения мчатся.

На зов мой звенящий, что звезд горячей,

Не можешь ты не отозваться.

Мысль капитана снова и снова возвращалась к напряженным мгновениям старта «Анастасии». Вспоминались дюзы, вдруг зардевшие алым солнцем на обзорном экране, и Земля, косо провалившаяся куда-то вниз. Что же движет минутной, эфемерной жизнью, заставляя сынов Земли снова и снова нырять в бесстрастное пространство? Генетически, что ли, это в нас заложено? Или во всем повинен мятежный дух исканий, от века, с первобытных времен свойственный человеку?

Капитан снял с висков клеммы биозаписи, задумался. В его голове только что прозвучал голос Зойки. Часовщик говорил ему о перекосе нашей цивилизации в техническую сторону. Странно – он не мог припомнить его лица, хотя на память не жаловался. Словно кто-то губкой стер у него в памяти какой-то участок воспоминаний… Ну ладно, дело не в этом. Сегодня капитану пришла в голову мысль, что, быть может, именно поэзии суждена историческая миссия – «выправить» нашу цивилизацию, сделать ее более гуманной и гармоничной.

С некоторых пор у Торопца вошло в привычку говорить вслух – не важно что, лишь бы слышать живой человеческий голос. Конечно, в распоряжении капитана была разнообразная видеотехника, с помощью которой он мог перенестись в любую точку оставленной им планеты.

Память вернула его к прощальным минутам, когда они с женой сошли с аэробуса, пахнущего свежим лаком, у остановки «Космопорт».

Те, кто готовил старт корабля, на какое-то время оставили их одних – таков был исстари сложившийся обычай, который всеми уважался. Кроме того, со столь необычным заданием, как у капитана Торопца, в космос не уходил еще никто из землян…

Они зашли под тень огромного платана, раскинувшего ветви над ажурной беседкой, которая так и называлась – «беседка прощания».

С тех пор миновал год…

Листьев платана, как и других деревьев, лишь слегка коснулась легкая желтизна. Ему запомнилось, что солнце в тот день грело совсем по-летнему. Они сели на плетеную скамью с высокой спинкой.

– Настал час, который я так часто видела во сне, – произнесла Зойка.

Что можно сказать друг другу в эти последние, прощальные мгновения? Так много и так мало! Хочется излить душу, но сковывает сознание того, что каждое произнесенное сейчас слово неизбежно приобретает особую весомость, и потом, как знать, может быть именно оно останется в памяти того, к кому обращено, и будет бесчисленное множество раз вспоминаться, когда между ними проляжет немыслимая бездна космического пространства.

– Ох, Сережка, мне б хоть немного твоей уверенности, – прошептала она.

В беседку заглянул Алонд Макгрегор, руководитель Эксперимента:

– Пора, Сергей Николаевич.

– Иду, – поднялся Торопец.

Он нагнулся, крепко поцеловал Зойку, потом, выходя из беседки, обернулся и помахал ей рукой:

– Прошу, береги себя и ребенка.

Ей хотелось ответить что-нибудь, но внезапный спазм сжал горло, и единственное, что она смогла сделать – это судорожно кивнуть в ответ.

Когда она выскочила, то успела только увидеть массивную дверь космопорта, которая беззвучно, словно во сне, задвинулась. За нею, там, вдали виднелось устремленное ввысь острие «Анастасии».

3

И сколько мне еще сквозь хаос,

Не зная ни ночи, ни дня,

Шагать Вселенной, опираясь

На столб высокого огня?

Жить и работать совершенно одному, ведя корабль к далекой цели, – задача непростая. Помощниками, экипажем корабля служили белковые манипуляторы серии, специально для «Анастасии» созданные учеными Зеленого городка. Старшего из манипуляторов Торопец нарек Орландо, по имени одного из героев какого-то рыцарского романа.

Первый год полета миновал. Эту скромную дату капитан решил отпраздновать в отсеке, который называл кают-компанией, хотя на борту он был единственным человеком.

В свое время вопрос о том, каким должен быть экипаж «Анастасии», вызвал ожесточенные споры. Имелись и сторонники, и противники того, чтобы экипаж корабля был укомплектован как обычно. Последнее слово было за Алондом Макгрегором, и он сумел убедить остальных членов комиссии по проведению Эксперимента, что лететь с необычным заданием должен один человек – непосредственный участник опыта.

Ход мыслей астрофизика был прост. Обратно на Землю после завершения очередного опыта корабль должен идти без Торопца. Если на борту останутся еще люди, обратное путешествие продлится те же семь лет: более высоких ускорений, связанных с сокращением времени полета, они не выдержат. Зачем же обрекать их на это совершенно бесполезный долгий полет, зачем вычеркивать семь лет из их жизни?

Совет принял решение: пусть Торопец летит к Проксиме один, а обратно корабль поведет киберпилот, специально смонтированный на «Анастасии».

– Полечу один, – не колеблясь, согласился с решением ученых Сергей, и Зойка поддержала его.

Впрочем, в согласии Торопца никто из тех, кто знал его, не сомневался.

И первым из тех, кто был уверен в решении Торопца, явился Алонд Макгрергор, которого связывала с Сергеем многолетняя дружба.

После ежедневной спортивной программы, которая в условиях повышенной гравитации требовала колоссальных усилий, капитан принял душ и приступил к предписанному программой обходу, а точнее, объезду на бегущей ленте отсеков корабля.