Случайные обстоятельства. Третье измерение - [87]

Спокойствие окончательно изменило Ковалеву, разговор шел на повышенных тонах, теперь уже и Букреев вышел из себя, наконец.

— Это все теория, беллетристика, — кричал он. — И вы мне никогда не докажете, что ради каких-то высших воспитательных соображений я должен безропотно отдавать лучшего своего офицера только потому, что это вдруг кому-то взбрело в голову. У меня Володин через год будет хорошим старпомом, плавающим старпомом. Еще через несколько лет флот получит отличного командира. А что ждет Володина в ремонте? Там нужны его знания морского театра? Нужен его штурманский опыт? Это же варварство — попусту тратить такого офицера!

Букреев остановился, передохнул немного и, глядя прямо в глаза Ковалеву, неприятно усмехнувшись, сказал:

— Все обстоит гораздо проще, Максим Петрович. Никто же сейчас не думает, где Володин нужнее. Сейчас речь только о том, кому отвечать. Мохову только это и важно. А отвечать — что ж? — отвечать мне надо, — как о само собой разумеющемся сказал Букреев.

— Думаю, что в какой-то степени и мне, Юрий Дмитриевич.

— Нет, — сухо сказал Букреев, жестом как бы отклоняя такую готовность со стороны Ковалева. — Извините, Максим Петрович, но обойдемся без жертв. Это выглядело бы даже и непорядочным — дать мое согласие.

Ковалев молча пошел к дверям, взялся уже за ручку, но обернулся и сказал Букрееву:

— Я сожалею, Юрий Дмитриевич, что у нас с вами... представление о порядочности не во всем совпадает.

Букреев в ответ только пожал плечами.

Когда Мохов, прищурив, как обычно, глаз, отчего всегда казалось, что он сейчас оценивает тебя, выискивает что-то скрываемое тобой и, найдя, запоминает это уже надолго, когда Мохов только произнес: «Ну, рассказывайте...», а Ковалев, будто не понимая, о чем речь, невинно спросил: «О чем рассказывать, товарищ капитан первого ранга?», — он, Ковалев, уже твердо знал, чего ждет от него Мохов.

«Так уж и не понять!..» — усмехнулся про себя Мохов.

— А вы присаживайтесь, — пригласил он.

— Благодарю. — Ковалев сел в кресло.

— Что, трудно с ним? — после паузы участливо спросил Мохов.

— Да нет, ничего, — сдержанно сказал Ковалев. — Плаваем помаленьку.

Не хотелось ему говорить о своих отношениях с Букреевым — об отношениях, которые вообще никто из начальства не поможет наладить, если не наладят их они сами. Да и не с Моховым говорить об этом...

Чтобы у Ковалева не оставалось сомнений, что же именно хотят от него услышать, Мохов подсказал:

— Офицеры, говорят, им недовольны? Самодурствует, даже и оскорбляет иногда?..

Ковалев нахмурился и решительно сказал:

— Неверно вам доложили, товарищ капитан первого ранга. А что трудноватый командир, ну... — Ковалев развел руками. — Бывает...

— Слишком часто у него это бывает... — Мохов в раздражении заходил по кабинету. — Никак не пойму, зачем он на свою голову лишние приключения ищет?!

— Наверно, характер такой... А вы насчет чего?

— А то не знаете!.. Как я теперь вашего штурмана в приказ подам?

— Я считаю, что Володина надо у нас оставить, — сказал Ковалев.

— При чем тут Володин?! — удивился Мохов. — Речь сейчас о Букрееве. Как мне прикажете командующему докладывать?

— Думаю, вся эта история не стоит того, — заметил Ковалев, — чтобы командующего беспокоить.

— «Стоит, не стоит»!.. — возмутился Мохов. — Нельзя же так беспринципно! А командующий уже сам интересовался...

— Но ведь штурман действительно предъявлял жалобы, и, насколько я знаю...

— Не надо, Максим Петрович, — остановил Мохов. — Мы с вами не дети, и не надо в прятки играть. Я понимаю, что все это было без вас проделано, может быть, даже вопреки вам... — Мохов ожидал увидеть в глазах Ковалева молчаливое согласие, что да, без него это было, вопреки ему, но Ковалев ничего не торопился подтверждать пока, и, чтобы предостеречь его от необдуманного благородства, Мохов добавил: — В конце концов, это несправедливо — за чужие грехи отвечать. — Он улыбнулся. — У нас и своих хватает... А командующий умеет наказывать.

Теперь уж по крайней мере он надеялся на благоразумие Ковалева.

— К сожалению, все случилось именно при моем попустительстве, — сказал Ковалев.

Мохов внимательно посмотрел на него, вернулся в кресло, помолчал.

— Ну что ж... Очень благородно. Одна вина на двоих — по половине вины на каждого... Даже красиво. Но за такую милую роскошь платить иногда приходится, Максим Петрович, и не дешево. Так сказать, лично... — насмешливо проговорил он.

— А что же делать? — в тон ему ответил Ковалев. — Ведь иначе благородство перестанет быть роскошью.

— Может, и верно, — согласился Мохов. — Вы свободны пока.

26

А Володин терпеливо выполнял все процедуры, удивляясь только, как много их ему назначили и как вообще, оказывается, много их существует.

Из его истории болезни дежурные сестры уже знали, что он холост, детей не имеет, что ему нет еще тридцати, а он уже капитан третьего ранга, и можно было легко подсчитать, что в тридцать шесть — тридцать семь лет он будет капитаном первого ранга, откуда до адмирала (а кому-то, значит, до адмиральской жены) уже рукой подать...

Но это все были стыдливые и бесхитростные мечтания в долгие ночные дежурства, потому что он им вообще-то нравился и в нынешнем своем звании, и даже в госпитальной пижаме с белым отложным воротничком; они жалели его, видя, как он осунулся от всех этих процедур, и даже намекали, что можно бы и пропустить что-нибудь, но Володин, беспокоясь, как бы врачи, случайно узнав об этом, не посчитали его тут же здоровым, обследовался на редкость добросовестно.