Случайные обстоятельства. Третье измерение - [111]

Но она не чувствовала, не хотела вникать, а строго объяснила, что ученик обязан усвоить в школе прежде всего норму, правила, и даже странно слышать, когда сравнивают творчество Толстого, Достоевского, Горького с каким-то ученическим сочинением. Не «каким-то», возражал Михаил Антонович, а написанным на аттестат зрелости. Какая же тогда, простите, зрелость, если нельзя свой стиль обнаруживать?!

Он отстаивал каждую запятую, каждую необычную, спорную, а то и не слишком точную мысль в сочинениях — правда, необычные и спорные встречались редко, а неточных было хоть отбавляй, — но нужно же было как-то и защищать ребят, тем более что коллега его, учительница из параллельного класса, отчего-то во всем соглашалась с представительницей.

Михаил Антонович потом и в гороно ходил, набрел там, исходив порядочно инстанций, на кого-то, видимо, такого же, как он сам, радовался этому как мальчик, весь прямо светился, пытался во всех подробностях домашним своим рассказать об этом, но им было не очень интересно, каждый занимался чем-то более важным, чем лишний балл за сочинение, отвоеванный Михаилом Антоновичем с помощью того самого единомышленника из гороно.

И что же, рассеянно спросил сын, этот твой ученик теперь золотую медаль получит? Какая там медаль, рассмеялся Михаил Антонович, он троечник. Зачем же ему твоя пятерка? — не понял Андрей Михайлович, который во всем любил находить здравый смысл. Михаил Антонович уставился на сына, словно бы не веря, что тот и в самом деле не понимает и что здесь вообще что-то можно не понять. Но он же действительно написал на пятерку, объяснил Михаил Антонович. Ну и что? — рассердился сын. А зачем она ему, эта твоя пятерка? Что она изменит?.. Да не моя она, не моя! — тяжело задышал отец. Это его пятерка! Понимаешь? Его, заслуженная!..

Вот тогда, взглянув на нездоровое, сероватое лицо мужа и впервые заметив это, Надежда Викентьевна вдруг с каким-то облегчением решила — твердо и уже бесповоротно, — что все, хватит, уходит она, немедленно уходит на пенсию. Ради мужа! Пора уж когда-нибудь не о других, а о близких людях заботиться!

— Михаил, зачем ты так волнуешься? — сказала примиряюще Надежда Викентьевна мужу. — Не надо из-за мелочей так волноваться с твоей одышкой. Андрюша прав...

— Но это же несправедливо! — вмешалась Женя. — Дедушка верно говорит: заслужил — поставьте пятерку!

Все ужинали на кухне. Елена Васильевна, как обычно, успевала и подавать им, и вместе с детьми в телевизор посматривать, и что-то сама наскоро ела, и освободившуюся посуду тут же споласкивала.

— Оставь, Лена, — говорила Надежда Викентьевна, — я потом вымою... По-моему, Андрюша все-таки прав: если бы эта отметка повлияла на получение медали или как-то ощутимо улучшила средний балл... Но ведь не улучшила? И какое это вообще имеет теперь значение при поступлении в институт?

— А он и не собирается... никуда поступать!.. — с вызовом сказал Михаил Антонович, сразу задохнувшись от этого небольшого усилия.

— Вот видишь? Тем более! — сказала Надежда Викентьевна. — Мне что-то не нравится твоя эта одышка...

Михаилу Антоновичу захотелось встать и уйти от них, в сердцах хлопнув дверью — с ним это иногда случалось, — но в тот вечер он так плохо чувствовал себя, что и на это сил не было.

Надежда Викентьевна озабоченно сказала, что ему надо бы полежать, сделать электрокардиограмму, показаться хорошему терапевту. Завтра же она... Хотя, как назло, завтра у нее сумасшедший день, три совещания подряд. Может, ты, Андрюша, покажешь папу у себя в институте?

Андрей Михайлович стал прикидывать свои дела на завтра, ему предстоял тоже нелегкий день — с самого утра тяжелая операция часов на пять, затем ученый совет, — и Михаилу Антоновичу даже совестно сделалось, как он невольно осложнил жизнь своих близких какими-то личными пустяками.

Чтоб положить конец этим разговорам, Михаил Антонович решительно заявил, что ни завтра, ни в течение ближайших двух недель, пока идут в школе экзамены, ни о каких обследованиях не может быть и речи. Но ты хоть не трать себя так, сказала Надежда Викентьевна. Тебе же совершенно нельзя сейчас нервничать при твоем самочувствии, и вообще, нервные клетки, как известно, не восстанавливаются... А капля никотина убивает лошадь, заметила внучка, раздражаясь на изречение бабушки и на то, что все эти разговоры мешают смотреть телевизор, но Надежда Викентьевна, достойно промолчав — она всегда умела сдерживать себя и гордилась этим, — сказала мужу, что ему необходимо побольше гулять на свежем воздухе, не есть ничего на ночь, она вот уже давно не ест после семи вечера, и побольше надо молочного — верно, Андрюша, я говорю? — кефир, только кефир перед сном. А утром — физзарядка, вот как она столько лет делает. Она прямо оживает, и никаких поэтому отложений солей. Ведь вполне возможно, что у него именно остеохондроз — отсюда, скорее всего, и эта одышка бывает. Она бы без зарядки просто погибла, наверно. Просто погибла. И обязательно потом чуть прохладный душ. Это же не только для бодрости, но и общий обмен улучшается. И кстати, для закаливания. Если бы Женя и Витенька слушались ее, им это тоже совсем не лишнее. Вы слышите, дети?