Случайные имена - [62]

(Впрочем, пока наши герои еще не встали из–за стола, надо добавить, что к ним подошла сама Олинька, оказавшаяся столь же аппетитной, как и ее сосиски, штучкой лет тридцати двух — тридцати трех, плотно сбитой блондинкой с крутой грудью и полными, красивыми, высоко открытыми над коленками ногами. Она, заметим, была доброй подругой Фарта, и они перебросились несколькими, ничего, как это водится, не значащими фразами, последней из которых была просьба Олиньки «не сердиться и позвонить, хорошо?» — «Хорошо», ответил прихлебывающий пиво и жующий сосиску рейнджер, с чем мы и отпустим владелицу кафе и позволим нашей троице спокойно закончить второй завтрак.)

— Ну а теперь куда? — спросил Александр Сергеевич, вытирая рот салфеткой.

— Гулять, — невозмутимо сказала Соня, Фарт же молча и довольно закурил новую тапробану, не преминув предложить сигару и Алехандро, и вот они, покинув уютное кафе «У Олиньки», идут неспешным, фланирующим шагом по проспекту герцога Корвина, по левой его стороне, Соня в центре, справа, ближе к обочине, Фарт, слева — Алехандро, с удовольствием вертящий головой по сторонам, ведь смотреть на Элджернон так намного приятнее, чем из окна кабриолета, пусть в нем и сидит на переднем (рядом с водительским) сидением принцесса Вивиан, мимо большого портрета которой, между прочим, и проходит сейчас наша троица, Алехандро смущенно улыбается и читает надпись, что «В этом здании находится благотворительный фонд имени герцога Рикардо, патронирует который светлейшая герцогиня Вивиан Альворадо», ярко сияющая на солнце бронзовая дощечка с красиво вырезанными буковками, правее которой большая, наглухо закрытая дверь, ведущая в помещение фонда, но вот они уже прошли и это здание, как миновали и множество других, ты еще не устала, спрашивает Фарт у Сони, та отрицательно мотает головой, а Алехандро все так же смотрит по сторонам: проспект герцога Корвина остался позади, и они вышли на уже упоминавшийся в одной из предыдущих глав бульвар Синдереллы, где — на месте пересечения бульвара с переулком Вогезов — и находится тот самый фонтан, возле которого в один летний день был сделан фотографом журнала «Дзаросские леди» тот самый кадр, что так пленил Александра Сергеевича и в чем–то (может быть) даже способствовал пробуждению его чувства к принцессе Вивиан, но пока до фонтана еще семь, а то и восемь кварталов, и наша троица, все так же медленно неторопливо, воскресным, планирующим шагом идет по этой знаменитой торговой (надо заметить, что широкой и обсаженной по обочины все теми же, платаноподобными деревьями) тропе, хотя и воскресенье, но здесь магазины, магазинчики и ларьки открыты, Алехандро с удовольствием глазеет в яркие и пестрые витрины, народу тьма, так что не трудно и потеряться, но теперь они поменялись местами и Алехандро — в центре, слева, ближе к домам — Соня, справа — к обочине бульвара — Фарт, этакая миленькая коробочка, из которой время от времени чертиком выскакивает безденежный (что на этой праздничной улице — ведь сколько можно талдычить слово «бульвар»? — воспринимается им самим очень болезненно) Алехандро, у которого — что вполне естественно — разбегаются глаза, ибо пусть он и был всегда человеком духовным, но мир материальный, вещественный, ему отнюдь не чужд, а качество товаров, продаваемых бойкими элджернонскими торговцами и торговками, намного выше, чем в его несчастной отчизне, о которой, надо сказать, он даже не вспомнил ни разу с самого утра, начавшегося, ко всему прочему, для него почти в полдень (не надо забывать, что спать Алехандро улегся лишь в шестом часу).

Шел уже третий час дня, чувствовалась усталость, хотелось где–нибудь присесть и дать ногам отдохнуть, но вот и фонтан виден, тот самый, у которого фотограф «Дзаросских леди» минувшим летом столь блистательно заснял принцессу Вивиан: тот же мальчик и та же туна, та же тоненькая струйка воды, с журчанием сбегающая в больше овальную чашу и застывающая в неподвижной прозрачной глади, усыпанной золотистой листвой, нападавшей за последние дни с растущих по–соседству деревьев, среди которых есть и «платаны» (на этот раз закавычим), и прочие порождения элджернонской флоры, включая редчайший в этих краях, багровостволый кристофер, единственное дзаросское дерево, цветущее осенью, вот и сейчас, среди крупной, тяжелой листвы, хорошо различимы мелкие белые цветы, торчащие наподобие множества небольших растопыренных пальцев (приходившее перед этим в голову сравнение с церковными свечками отбросим, как некорректное, и прежде всего, по цвету). Под сенью Кристофера, на успевшей облупиться от летней жары скамейке, когда–то ярко–зеленого, а ныне невнятно–жухлого оттенка, и решила отдохнуть наша троица, поставив передо мной довольно сложную задачу: что делать с ней дальше?

Конечно, есть несколько вариантов решения, можно, дав троице хорошенечко отдохнуть на невнятно–жухлой лавочке, погнать ее снова на прогулку, заполнив оставшиеся до конца главы страницы новыми зрительными впечатлениями милейшего Александра Сергеевича (из коих наиболее запало ему в душу лицезрение большой передвижной выставки «Династия Альворадо. К возобновлению правления Дзаросом», на которую наши гуляки наткнулись где–то в районе четверти четвертого), можно, усадив за очередной столик очередного кафе (к примеру, вот этого, под броским названием «Три короны», изысканное меню, но цены в пределах доступного, на этот раз герои выбирают морские и рыбные блюда, наиболее удачным из которых можно считать (поверим Александру Сергеевичу) тушеное в белом вине филе из рыбы блонд с гарниром из метрапской капусты и горных грибов с непроизносимым названием «суаря») и дав возможность плотно отобедать, отправить затем в кино, на пятичасовой сеанс, на премьерный просмотр нового боевика «Загнанные и убитые», где три часа пальбы перемежаются роскошными любовными сценами, с фантазией и изысканностью снятыми мэтром местной киноиндустрии, пятидесятивосьмилетним Антонио Фукехидо, можно, в конце концов, сжалиться над уже хорошенько набродившимися по Элджернону Соне, Александру Сергеевичу и Фартику и вновь вернуть их к вокзалу имени герцога Викторио, позволить Фарту открыть ключиком дверцы кабриолета, дама и господа занимают свои места, Фарт заводит кабриолет, тот начинает фырчать и потихоньку трогает с места, вливаясь в вереницу машин, идущую сплошным потоком по предвечернему воскресному Элджернону, довольный Александр Сергеевич, утоливший любопытство, даже не смотрит в окошко серо–замшелого передвижного средства, принадлежащего, как известно, дядюшке Го, но думает Алехандро сейчас не о дядюшке Го, и даже не о своих спутниках по сегодняшней увлекательной (на самом деле!) экскурсии, а — и это не странно — о принцессе Вивиан, тягу к которой, столь стремительно возникшую в последние двадцать четыре часа, не могут убить никакие сплетни, даже наоборот получается — чем больше он слышит неприличных рассказов о поведении венценосной прелестницы, тем больше ему хочется ее видеть, но ведь недолго осталось, вечер да ночь, вот и день прочь, утро придет, что принесет?