Случайному гостю - [75]
Я встал и посмотрел на Витю. Он закрывал дверь. Тётя Женя развешивала дублёнку на плечиках. Неля разматывала шарф.
— Теперь и ты скажи что-то волшебное, — шепнул я кузену, тщетно надеясь.
— Швабрики! — торжественно произнес Витя и щёлкнул собачкой замка…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
в начале которой то же, что и в конце, в середине — сон
С участием Гостей и шарманки
Ахает котик: «О,— Что тебе котику, что?— Снилася мне большая река.Большая река полна молока.Аж до самого дна».
Если вы отрицаете силу магии после того, как с успехом ею воспользовались, вы лишитесь всего достигнутого. Так написано в Старой книге.
Я пошел в кухню. Анальгин надо было чем-то запить. Осколки блюдца выкинуть. В светлой и тёплой кухне пахло яблоками и корицей.
Время от время приёмник выплевывал в пространство обрывки песен — я побарабанил по деке пальцами, и ВЭФ смолк. Я налил воду из чайника — обычную воду в обычную чашку. Вода сильнее обычного пахла медью. И на душе у меня было скверно.
— Куда вы столько наготовили? А где мама? Что, совсем нету салатов? Ну тогда я накрошу «Констанцию», — хлопотливая тётя Женя с неувядшим морозным румянцем на щеках ринулась к холодильнику. За шаг до него она знакомым движением поддёрнула рукава и сказала:
— Пойду-ка сполосну руки сначала, — и удалилась в ванную.
Неистребимый аромат шампуней, ацетона, лака для ногтей и крепкого одеколона шлейфом поплыл за ней. Пыхнула колонка, зашумела вода.
— Лесик!!! — прокричала тётка из ванной. — Это ты снова намалевал гадость на зеркале!? Все стекло в краске. Иди сейчас же сотри!!!
— Мама! — раздался из комнаты вопль сестры моей Нели. — Что ты орёшь? Сотри сама — ты что, не знаешь? Только тронь какую-то их пакость — сразу крики!!!
Я допил воду и поставил стакан в мойку, анальгин путешествовал по организму, явно не торопясь растворяться и избавить меня от боли в колене. — «Нужен аспирин, — подумал я. — Он от суставов!» И я пошёл в бабушкину комнату.
В «ванькире» было холодно. Зябко, несмотря на отчаянно раскалённую печку. Очень холодно. Пробирало до костей. Поначалу мне показалось, что окно открыто и тюль развевается, принимая странные для обычной шторы формы.
Спустя минуту я понял — Гости! Их было столько, что воздух в комнате напоминал туман. Медленно, словно преодолевая невидимый мне ветер, бродили они, оборачиваясь, взмахивая руками, показывая друг другу на горло и куда-то под ноги. Нечеткие и несколько смазанные, отливая зеленью, словно патиной времен, парили в воздухе, вращаясь против часовой стрелки и обводили стены растерянными серебристыми взглядами.
На столе нервно моргала настольная лампа, заставленная толстой книжкой.
Бабушка в кресле крепко спала, подложив под голову подушку-думочку с вышитым на ней венком из маков. У неё на коленях сонным плюшевым клубком лежала Вакса и откровенно храпела, подёргивая лапками при каждом вздохе. Вокруг них вились Гости, жадно смакуя каждый выдох и купаясь в золотистой пыльце дрёмы, укрывавшей кресло, — колдовского сна.
На креденсе, среди фарфоровых фигурок, стояла маленькая шарманка, моя, детская — из ларька под Детским миром, дребезжавшая за свои шестьдесят девять копеек какие-то совершенно неположенные песни. Разбавляя хлад и тьму смесью музыкальных звуков, пел меланхоличный горн, хрустальными горошинами брызгал клавесин истинным горем, рыдала без слез одинокая скрипка, пробивалась сквозь дешевые перепонки лютня — шарманка веселилась. Колыбельные сменяли одна другую, в них вплетались медляки, канцоны и блюзы, подумав секундочку, шарманка вывела нечто мелодичное из Анны Герман, вторым голосом ныл по-немецки какой-то мальчик: «Майский жук, лети ко мне. Отец погиб мой…», его сминала мелодия из «Обыкновенного чуда», под детскую песенку про кота: «Снилась мне река полна молока — аж до самого дна…» — ухало совою в ночи что-то джазовое, тихое и вкрадчивое, словно вода в новоорлеанских, наспех вырытых могилах. Звенели бубенцы, тренькали струны, сладко свиристели флейты и со всем не позабытым прощалась гулкая каллиопа — сегодня и навсегда.
Первым делом я начертил круг. Таблеткой аспирина. Вышло плохо. «Это эллипс», — разрешил себе думать я. «Он похож на круг, и его не взломают». Дочерчивал и зачитывал его я в спешке и прошелся почти раскрошившейся таблеткой по собственным тапочкам. Из них пришлось выползти. Гости обратили внимание на меня и ринулись вперёд.
Всегда люблю смотреть на действие круга, пусть и аспиринового.
Назойливые попытки Гостей, званых и неожиданных, подойти поближе в буквальном смысле были размазаны в дымный студень. Время от времени из парообразного морока выныривала шарящая ладонь, лицо с серебристыми глазами, подол платья с кружевным подбоем.
— …Sator arepo, — сказал я осторожно. Закрыл глаза, заткнул руками уши и продолжил… Холод не оставил комнату.
— Они не любят «Отче наш», — сообщила мне как-то бабушка, — особенно латыной.
Тогда мы сидели на кухне и перебирали съедобные каштаны — с длинными хвостиками отправлялись в шкаф, с короткими — в печку.
— И что надо сделать? — проследив, как развалилась пирамида из каштанов, спросил я.
Бабушка вздохнула.
