— Вы работаете? — По всей видимости, его любопытство еще не иссякло. — У вас оплачиваемый отпуск или нет? Сможете вы еще раз взять отпуск в этом году?
— Может, я и упряма, — язвительно пробормотала Лиза, — но точно не такая любопытная, как вы!
— Все люди такие, — не сдавался Энгус, глядя на девушку со странной смесью удивления и уважения.
— Да-а? В каком же мире, скажите на милость, вы живете! Все люди там страшно любопытны, да к тому же буквально силой навязывают деньги ни за что ни про что, причем совершенно незнакомым людям.
Энгус взглянул на Лизу с таким изумлением, что она покраснела, сильно смутившись. Она снова почувствовала себя четырнадцатилетней девчонкой в школьной форме, с волнением ждущей своего первого свидания в надежде, что ОН не заметит коробок, стоящих в крошечной гостиной и еще только наполовину распакованных, заверит ее, Лизу, что она потрясающая красотка, хотя зеркало неумолимо твердит, что она совсем не красавица, а просто угловатый «гадкий утенок». Она всегда была робкой и сдержанной, и уверенности в своих силах в ней не было ни капли. Правда, за последние годы она сумела придать себе видимость решительной и уверенной женщины. Но сейчас этот образ разрушился под влиянием Энгуса.
— Вы смеетесь надо мной, правда? — обиженно спросила она.
— Смеюсь над вами? — Темные брови мужчины сошлись на переносице. — Ну что вы. Просто у вас такие замечательные принципы. Вами можно только восхищаться.
Нет, все же Энгус смеется над ней. Наверняка он думает, что она неуклюжая наивная простушка и Бог знает, что взбредет ей в голову в следующий миг.
— Итак, — как можно спокойнее произнесла Лиза, — отвечаю на ваши вопросы: да, я работаю; этот оплаченный отпуск собиралась провести за границей; следующий отпуск у меня будет только в будущем году и, если вам уж так интересна моя жизнь, я ни разу не была в других странах.
— Вы ни разу не выезжали из Англии? — недоверчиво переспросил Энгус, и Лиза моментально ощетинилась.
— Угу. А вы что, плохо слышите? — довольно резко поинтересовалась она.
— Сейчас я хорошо расслышал вас, — в тон ей ответил Энгус. Он посмотрел на нее так, как будто она была самым странным существом, не имеющим себе подобных в этом мире и отстаивающим свои принципы даже ценой жизни. Ему нравилось в ней все — даже то, как она запиналась от волнения.
— М-мои родители очень много ездили по стране… Папа не мог… он не мог долго жить в одном месте… и мама… мама тоже… Они… они говорили, что жизнь… жизнь — это движение. Теперь вы понимаете…
— Но ведь не всегда то, что хорошо для них, хорошо и для ребенка. Тем более вы были у них единственным ребенком, так? Или у вас есть братья и сестры?
— Нет… Но у меня были замечательные родители! — пылко воскликнула Лиза. Она действительно так считала. Разве что они были немного беспечными — к такому выводу она пришла, когда повзрослела, — но все же добрыми и ласковыми. К тому же она появилась, когда родители уже и мечтать не смели о ребенке — им было за сорок.
— И вот их последовательница, юная покорительница новых земель, не успев покинуть родную страну, оказалась в больнице, — сочувственно покачал головой Энгус, внезапно отклонившись от темы и совершенно сбив этим Лизу с толку.
— Я думаю, это вмешалась судьба, желая сказать мне что-то, — заключила она со слабой улыбкой.
За окнами сгустилась ночь — темная, холодная, беззвездная. Яркий свет электрической лампочки лишь подчеркивал совершенные черты лица Энгуса. Глядя на него, девушка забеспокоилась, как же выглядит она сама. Доктор сказал, что у нее хватает синяков, так что, скорее всего, на ее лице все цвета радуги, а высохшие, но не расчесанные волосы напоминают космы ведьмы.
Лиза страшно смутилась. Подобное уже происходило с ней в юности, когда после просмотра любимого фильма она безуспешно пыталась причесаться и накраситься так, как главная героиня, и очень страдала, поскольку у нее ничего не получалось.
Но сейчас Лиза не могла припомнить, когда же она последний раз занималась своей внешностью. Глядя в зеркало, она мечтала увидеть в нем высокую, пышногрудую блондинку. В ранней юности она была слишком неуклюжей и робкой и, став женщиной, так и не сумела преодолеть неуверенности в себе.
Теперь, лежа на больничной койке, Лиза чувствовала себя очень некрасивой. Слишком бледной, с самым обычным лицом, без малейшего намека на красоту или чувственность, с заурядными каштановыми волосами, с фигурой, лишенной привлекательных выпуклостей.
— А где именно вы работаете? — не унимался Энгус.
— Вам действительно интересно? Кстати, а вы не думаете, что находитесь здесь уже слишком долго? Вы случайно никуда не торопитесь?
— Ну вы и упрямы! — выдохнул он, откидываясь на спинку стула и закладывая руки за голову. — И как любите поспорить!
Любит спорить? Она? Да она в жизни ни с кем не препиралась! Всегда предпочитала отойти в сторону и уже оттуда наблюдать за яростными дебатами других.
— К вашему сведению, я никогда не замечала за собой ни упрямства, ни особой любви к спорам! — язвительно сообщила Лиза, но тут же вспомнила о своем решении быть повежливее и немного сбавила тон: — Я просто хотела сказать, что вы не должны чувствовать себя обязанным сидеть здесь и болтать со мной из-за того, что ваш шофер сбил меня.
