Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке - [21]

Около шести утра зазвенел телефон. Теперевы сообщили, что сестра моя с зятем не появились, следовательно, обещанной машины для поездки на кладбище не будет. А машина соседа от бесконечных разъездов перегрелась и тоже на время вышла из строя.

Моя бедная матушка подхватилась, и не успел я сообразить что к чему, как она выкатилась за дверь со словами, что отправилась к племяшу-мотоциклисту решать вопрос с могилой. Я впал в прострацию: представить мать, мчащейся на мотоцикле по загруженному автотранспортом городу, было выше любых моих творческих сил.

Около восьми утра, как и уславливались, появилась Надя, с которой мы собирались к могильщикам. Рассказав о странном решении матери, я развел руками. Надя немедленно поехала к этому мотоплемяшу, у которого, к сожалению, телефона, не было. Минут через десять воротилась мать, и я понял, что мотоциклиста она разыскивала и вызывала для нас с Надей, а вовсе не для себя, так как отпала возможная машина зятя Олега. Еще через десять минут появился Игорь, видимо, с большого бодуна и заявил, что железный конь у крыльца и нетерпеливо бьет копытами. Стали ждать Надю.

Она, сгоняв бессмысленно к Игорю домой, вернулась почти в девять часов утра. Мой выстроенный график летел к черту. Втроем вы резво спустились к мотоциклу, надели шлемы и разобрались с местами. Надя села в люльку, а я взгромоздился на заднее седло, взявшись одной рукой за ременную скобу, а другой за край люльки. Поехали с ветерком. На мотоцикле я не сидел лет сорок. Так вообще долго не живут. Лавирование между юрко снующими машинами и бесцеремонными грузовиками по частично перекопанным улицам не добавляло мне оптимизма. Призрак аварии витал над нами, и погибнуть в день похорон отца вовсе не казалось несбыточным.

Впрочем, Игорь оказался хорошим водителем и домчал нас почти до цели в мгновение ока, другое дело, что Надя перепутала поворот и, проскакав по лесной кочковатой дороге метров двести, мотоцикл застрял в глубокой колдобине.

Время поджимало, было уже около десяти утра, в двенадцать планировался вынос гроба, в тринадцать — отпевание в монастыре, в шестнадцать — поминки в снятой для этого столовой. Оставив Игоря при мотоцикле, мы с Надей бросились почти бегом, петляя между деревьями. Через несколько десятков метров показался край кладбища и уже вполне цивилизованной дорожкой мы подошли к знакомой сторожке, около которой безуспешно фланировали вчера. Сегодня могильщики были на месте. Дверь в сторожку была отперта. Мы вошли вовнутрь. Двое довольно молодых человека, чисто и опрятно одетые, раскладывали завтрак на импровизированном столике. Я представился, изложил цель визита, передал копию квитанции об уплате за могилу, вручил пакет с тремя бутылками водки.

— А еду привезли? — прозвучал конкретный немедленный вопрос старшого.

— Обязательно, — не менее лаконично ответил я и достал из другого пакета отдельный сверток с пирогами, колбасой, помидорами и огурцами

Удовлетворенный доставленным, смотритель столь печального места начал с ходу убеждать меня заказать сразу весь архитектурный комплекс: цементную надмогильницу и памятник из гранитной крошки. Краем уха я слыхивал, что постоянный памятник ставится обычно через год после похорон, когда осядет земля вокруг могилы, а временный памятник (пустотелая железная пирамидка с православным крестом на вершине) был уже мною приобретен. Не желая сразу отказывать, я пообещал посоветоваться с родными насчет гранитного памятника, а на установку надмогильницы согласился, только поразившись вслух запрошенной за установку цене. На мой взгляд, даже половины требуемого было могильщикам с лихвой.

Потом около часа мы втроем (Надя, могильщик и я) бродили по кладбищу, выбирая окончательное место. Около близких покойных родственников с трудом втискивалась только одна могила, а мать просила меня о месте для двоих. Таковое было только около могилы жены моего двоюродного дяди, и на нем-то мы и остановились.

Когда мы с Надей вернулись к мотоциклу, Игорь безмятежно спал в люльке. Разбуженный, он, видимо, не сразу врубился в действительность, ибо, когда мы с ним выдернули мотоцикл из трясины, он столь лихо разогнался, что немедленно врезался люлькой в березу и опрокинулся набок, слава Богу, сам не пострадал.

Обратный путь примерно до половины прошел относительно гладко, но, миновав Мотовилиху и проехав Южную дамбу, Игорь свернул куда-то не туда уже сам, и мотоцикл, обиженный невниманием и устав от напряжения, зачихал и мертво стал около квартала, частных домов в неизвестном мне районе. Его бросили под присмотр тамошних ребятишек, и, я надеюсь, он сегодня жив-здоров и так же верно служит тому же хозяину.

Пешком возвращаться было немыслимо, легковых машин не было видно поблизости, тем паче такси, и мы с пересадкой — безбилетные, потому как без денег и талончиков — добрались на автобусе и трамвае до дому. Чудо, что не опоздали. Народу собралось много: человек до шестидесяти. Побыв в гостиной у гроба (Нина со своей семьей тоже успела, и я встретился с родной сестрой впервые за шесть лет). Мы задули свечи.

Гроб понесли родственники. Около подъезда его поставили на табуретки и устроили прощание. Возможно, столько добрых слов покойный не слышал при жизни за все долгие восемьдесят два года. Пересказывать их не могу и не хочу, во-первых, многое просто-напросто не запомнил, во-вторых, люди говорили в основном стереотипами, то, что принято говорить в подобных случаях. De mortius aut bene aut nihil (О мертвых или хорошо, или ничего (лат.)).