— По вопросам тенденций… Надвое разрезаться…
Когда подъезжали к деревне, Прохоров и Бугров словно по команде выскочили вдруг из машины и побежали к полю, по которому вдоль и поперек ползали двухрядные сеялки.
— Эт-то еще что такое?! Кто разрешил пшеницу сеять? — закричал Прохоров сеяльщикам. — Прекратить сейчас же…
— Можно и прекратить, — сказал сеяльщик и грубо выругался. — Да ведь кончаем уже. Вчера полдня сеяли, всю ночь, да сегодня, считай, целый день.
— Кто разрешил, спрашиваю? Ведь мы это поле под кукурузу приготовили.
— Кто же, кроме бригадира? Только не разрешил, а заставил… Вон он, спрашивайте.
На дрожках подъехал угрюмый бригадир. Несмотря на теплынь, он был в шапке, одно ухо торчало вверх.
— Ну? — произнес Прохоров, когда бригадир натянул поводья. Усы председателя вздрагивали. — Самовольничаешь?
— А тут не знаешь, кого слушать, — зло произнес бригадир. — Тот грозит, другой грозит…
— Я не угрожаю, я спрашиваю, что ты наделал?! Ты понимаешь?
— Чего мне понимать… Тут вчера сам Гаврилов был. Приказал — сей пшеницу. И не уехал, пока не начали сеять…
Это сообщение сразило Прохорова наповал. Он сел прямо на пахоту, возле ног Бугрова, и зажал голову.
— Да и подумать если — чего тебе, Денис, на рога лезть… Со здоровья и так последний рубль разменял вроде… — Бригадир, тяжело шаркая ногами, подошел к председателю и тоже сел на землю.
— Так вот оно чем попахивает, — уронил Бугров. — Без кормов-то, хошь не хошь, сговорчивее будем насчет увеличенных планов мясосдачи. Не мытьем, так катаньем.
— Не городи-ка… чего не следует, — тихонько попросил председатель.
Но Ивану Ивановичу показалось, что Прохоров все же согласен в душе с Бугровым.
…На другой же день Прохоров позвонил в райком. Гаврилов еще не вернулся из области. Но через два дня Прохоров все же соединился с ним и сказал:
— Вот что, Павел Александрович… Темна душа человеческая, трудно бывает разглядеть ее… Третий год с тобой работаю, а такой подлости… я выбираю слова, не беспокойся… такой подлости не ожидал от тебя… Ничего, от меня это можешь выслушать. Что? Нет, не боюсь… И этого не боюсь. Чего боюсь? Только одного — своей совести. И тебе советую бояться своей…
И положил трубку.
…Осенью Новоселова вновь назначили уполномоченным в «Красный партизан», теперь уже по уборке.
Урожай в колхозе выдался средний. Но в «Красном партизане» давно научились собирать его до зернышка, без потерь. Прохоров один из первых в районе со значительным перевыполнением плана продал хлеб государству и засыпал порядочное количество фуража.
О фураже председатель беспокоился, как говорят, неустанно и неусыпно. Не раз заставлял перемолачивать ту или иную скирду соломы, перевеивать целые вороха мякины.
Из-под сортировок и прочих очистительных машин распорядился тщательно заметать все отходы — и все в амбары, в амбары.
Новоселов понимал Прохорова с Бугровым. Сенокосы выдались скудные, кормов было заготовлено мало. Хорошо уродила кукуруза, но ее посеяли маловато. И только теперь он, Новоселов, до конца осознал, что наделал весной Гаврилов.
Уборка в районе подходила к концу.
Сумеречным и промозглым октябрьским днем Прохоров, Бугров и он, Новоселов, сидели в конторе и подсчитывали количество зерна, засыпанного на фураж. И хотя потребности хозяйства не были обеспечены и наполовину, цифра получилась все же порядочная.
— Да, считаем, — и Бугров сбросил с конторских счетов все костяшки. — А пересчитывать, чуется мне, опять Гаврилов будет. На сколько там районная сводка хлебозаготовок?
— На семьдесят процентов пока.
— Во-во… Зловещая для нас цифра.
В последующие две недели Прохоров пропадал в тайге, наблюдая за раскорчевкой. На это была брошена вся освободившаяся техника.
— Не приезжали из района? — каждый вечер спрашивал он, возвращаясь из тайги.
— Бог миловал, — отвечал Бугров.
Но когда уже казалось, что из района никто и не приедет, у конторы ранним утром остановился райкомовский «газик».
— Та-ак… — присел тяжело на подоконник Бугров. — Как по нотам все идет…
Гаврилов зашел в кабинет шумный, разгоряченный, будто бежал всю дорогу за своей собственной машиной.
— Ну здравствуйте, здравствуйте, партизаны! — заговорил он весело. — Корчуете, значит, тайгу-матушку? Как же, читал. Частенько, частенько об ваших геройствах наша газета пишет. Вот что значит иметь редактора собственным корреспондентом… Да здравствуйте, что ли.
Прохоров с Новоселовым поздоровались, а Бугров вместо приветствия в упор спросил:
— За фуражом нашим приехали?
Гаврилов не спеша повернулся к нему:
— А ершистый же ты, брат. Люблю таких. Нет, не за фуражом. За вашим председателем…
Прохоров поднял вопросительно голову.
— Именно, Денис Захарыч. Специально за тобой приехал. Давненько ты не был в районе.
— Особых дел не было, вот и не ездил.
— Да ты, Захарыч, вижу, все сердишься… Нехорошо… Ну, свои люди, сочтемся. Давай, собирайся…
— Что там стряслось такое?
— Из обкома партии прибыл товарищ… Предупредили: возможно, подъедет сам секретарь. В двенадцать совещание. Собираем всех председателей…
— И всех собирает лично секретарь райкома? — опять подал голос Бугров.
Гаврилов, однако, улыбнулся:
