Случайная встреча - [4]

Когда все вышли, Гаврилов поднял, наконец, голову:

— Вот так, Иван Иванович… Раскатай в ближайшем же номере Прохорова. Поставь в пример Коновалова. Этот звезд с неба не хватает, но против стрежня никогда не прет. Про партизанщину пора вроде бы и забыть этому Прохорову. Сорок лет прошло с тех пор, как партизанил. А вот видишь… Вот тут и руководи. В общем, раскатай…

И он, Новоселов, раскатал…

Прохоров к статье отнесся безразлично. Новоселов несколько раз приезжал в конце зимы и весной в «Красный партизан», но Прохоров ни словом, ни жестом не показал, что обижен.

— То ли еще переживал Денис, — сказал как-то секретарь парторганизации «Красного партизана» Антон Бугров на осторожный вопрос о статье.

— Но почему партийная организация не среагировала на выступление газеты? — спросил Новоселов.

— Зачем же — реагировали.

— Паров-то запланировали нынче все-таки тысячу четыреста гектаров.

— А как же… Или ты хочешь, чтобы мы под корень сами себя срубили? Все наше хозяйство только на животноводстве да на озимой ржи стоит. Пшеничка на наших землях не шибко-то растет. Год уродит, а два погодит. А рожь дает постоянный и устойчивый урожай. Только сеять надо ее по чистому пару. Не позже первого сентября. Вот и думай… А газета — что? Газета — не шутка. То есть шутить нельзя в газетках-то…

Он, Новоселов, сидел тогда перед Бугровым как оглушенный.

— Но погоди… Это что же, вся область себя под корень рубит? Ведь всюду чистые пары ликвидируются…

— Вся не вся, а добрая треть колхозов и совхозов пострадает, если… если председатели и директора в них такие же исполнительные, как Коновалов.

— Не понимаю…

Бугров глядел на него, Новоселова, холодно, с открытой неприязнью.

— Конечно, трудно понять, если крестьянское дело вновь тебе. Область наша большая, целое государство. Южная часть — увлажненная. Там, конечно, можно ликвидировать чистые пары. В центральных районах тоже влаги хватает. На востоке вот уже посуше. А мы на самом севере приткнулись, у нас совсем сухо. Потому не растет, говорю, пшеничка тут… — Бугров сделал паузу и добавил с невеселой иронией: — Разве вот у нашего соседа Коновалова вырастет.

Он, Новоселов, немножко помолчал и спросил:

— Ну хорошо… Гаврилову-то сельское хозяйство не вновь… Он старый партийный работник, говорят.

— Именно что старый. С Гавриловым — особое дело. В области сокращают пары — разве он будет в стороне? Ему тоже свое место в сводке нужно, как… — Бугров на секунду-другую припнулся, а потом махнул рукой и докончил: — Как губернатору в церкви.

От такого сравнения Новоселов даже растерялся. А Бугров только усмехнулся и продолжал:

— Трудные наши земли, Иван Иванович… Климат еще труднее. Кабы не такие хозяева, как Прохоров, давно голодали бы. Таких беречь надо, а ты его — статьей по голове. Так недолго и намертво свалить, если бить раз за разом. Давай, такие случаи тебе представятся еще не раз…

Новоселов и сам уже начал сомневаться в правильности своей статьи.

И тем больнее ощутил неприкрытую враждебность Бугрова. Она, эта враждебность, сквозила в его голосе, в словах, в выражении остроскулого, до черноты задубленного ветрами лица.

— Слушай, Антон Филимоныч, — проговорил Новоселов хмурясь. — У меня хватит мужества публично извиниться перед Прохоровым, если статья действительно неправильна. Извиниться прямо в газете. Но давай говорить спокойнее. Я не заклятый твой враг, не враг и Прохорову…

Бугров внимательно поглядел в лицо ему, Новоселову, вздохнул, опустил глаза:

— Может, и верно — зря я так с тобой. Но — обидно ведь…

— Что же… все беды в сельском хозяйстве от сводок этих проистекают, в которых многим… Таким, как Гаврилов, свое место нужно?

Антон с минуту не отвечал, разглядывал свои узловатые, могучие, зажелезневшие от нелегких работ руки.

— Да нет, конечно, — проговорил он задумчиво. — Сводки, учеты всякие — как же без них? Просто не научились мы хозяйствовать как следует на земле, вот что… Громких слов много, а хлебушка собираем столько же, сколь и десять лет назад. Почему не научились, я не знаю. Не той грамоты я, чтоб все объяснить. А за колхоз свой могу сказать. Попросту, извини уж, если не все гладко будет… Живет колхоз, правда, получше других, да разве так мы жили бы еще, кабы Денису волю дали? Эх! Земля-кормилица, она не оскудеет, черпай и черпай, да только умеючи! А не умеем, говорю.

— Что значит — не умеем? И что значит — не дают? — заинтересованный, спросил Новоселов.

— А то и значит — не дают, потому что не умеем. Погоди, сейчас попробую объяснить попроще. Вот с этими же парами. Захару уже набили шишек и еще набьют, но он чистые пары сохранит, хоть, может, и не столько, сколько надо бы. Коновалов же искоренит их, разорит совхоз, зато два-три года в передовых походит. Как же — враг чистых паров, борец за передовую агротехнику. Да еще, не дай бог, дождичек нынче ударит!

— При чем тут дождичек?

— А при том… Места у нас засушливые. Но раз в пять-шесть лет разверзаются хляби небесные. Климат, говорю, черт бы его побрал! У нас и зимами снегу — взаймы не дадим, но как найдет этот год — валит и валит, точно из прорвы. А целое лето — дожди хлещут. Случись, повторяю, нынче такое — все газеты закричат: вон сколько влаги, правильно вопрос о чистых парах ставится, молодцы Коноваловы, позор Прохоровым! А что правильно? Это, во-первых, не влага, а вода. А, во-вторых, — следующее пятилетие, как закон, засушливое. Ржи не посеем, что, извиняюсь, жрать будем? Так вот, спрашиваю, умеем или не умеем хозяйствовать?