Случай из жизни государства (Эксперт) - [41]

- Так что, вот: жизнь моя катится, как алтын по майдану, - тихо и проникновенно говорил Рыжик. - Зона стала моей судьбой, только что не родился здесь... К прошлому возврата больше нет...

Он долго ещё что-то говорил в таком же высокопарном стиле, но Шахов плохо слушал, ждал, когда Рыжик закончит замысловатую увертюру и приступит к главным вопросам. Что это были за "вопросы", Виктор не знал, но догадывался. Аналитическому уму выпускника мехмата не составило труда просчитать близкий "futurum" - время было чревато, зона находилась в состоянии некоего перекачанного сверх меры пневматического механизма, и давление внутри продолжало нарастать. И, хотя оболочка механизма была "чугунной", взрыв казался неизбежным. Шахов провел несколько аналогий: чем мощнее сдерживающая структура, тем страшнее последствия катастрофы. Так, падение демократий всегда менее кроваво, нежели обвал диктатур... Он мог бы все это рассказать Рыжику, но, увы, плохо владел простым языком.

- Ты чего, Шах? Спишь, что ли?

- Да нет, задумался...

- Короче, расклад такой... - зашептал Рыжик.

После "расклада" Шахов все поставил на свои места - что ещё не стояло. Завтрашний день обещал быть насыщенным всевозможными событиями, многие из которых могли в корне изменить судьбу Шахова отнюдь не в лучшую сторону. Марина в последнем письме сообщала об обмене квартиры на Чистых Прудах с помощью Голощапова; площадь оставалась той же, но изменялся район Шаховы-Лесовицкие переезжали в Бирюлево. Марина обещала приехать, и его ещё не лишили свидания, а ведь могли: вступал в пререкания с начальником отряда, игнорировал распорядок дня. Спасибо прапору Окоемову: сказал, что, если, мол, жена приедет - договорится, дадут свидание в тот же день. Теперь же все комкалось, словно исчерканный черновик.

Сегодня ещё предстояла беседа с Монголом, этим паханом зоны, о котором все говорили с придыханием: такой, мол, справедливый, по понятиям...

А у Шахова Монгол вызывал двоякое чувство: с одной стороны, он видел его спокойствие и уверенность, видел результаты справедливых решений, с другой - знал "на все сто", что, выйдя на волю, этот в общем симпатичный русский человек примется за свое - будет организовывать кражи, аферы и рэкет, не пожалеет никого и ничего ради преступных идеалов, воспринятых им как единственная истина.

О чем им было говорить?

Какие их пути сходились - и где?

Все смешалось, как во сне: имена, разгадки кроссвордов, бакланы и фонтаны, рыжики и монголы, чайки и скалы. Явь накатывалась, словно снежный ком, обрастала новым и быстро леденела на нескончаемом ветре, дувшем со стороны Чум-озера.

ФУФЛЫЖНИК

Зек Макаров по прозвищу Парамоша отправил уже восемь писем: четыре домой, матери, два - школьному товарищу Вите, ещё два - бывшей своей сожительнице Ранетке. Отправлял он их "дорогой", через вольнонаемного прораба стройбригады. Во всех посланиях содержалась одна и та же просьба: выслать на явочный адрес ментовского городка Льдистый деньги, пять тыщ "деревянных". Именно такую сумму Макаров просадил в нарды формовщику Акуле. Акула ждал денег, а денег не было, ибо не было ответа ни на одно письмо. Видно, почта стала работать как все остальное: ползучими агонизирующими периодами. До последнего дня отдачи оставалась неделя, надеяться можно было только на чудо. Предстояло определиться: то ли ломиться, подобно помойной овце, на вахту, кричать "Караул!" и прятаться от расправы в ШИЗО, то ли обреченно ждать решения своей участи от Акулы вкупе со "смотрящим" Монголом. Тут вариантов мало: фуфло (не отданный по игре долг) есть фуфло, расплата известная, по понятиям... Лучшее - покалечат и зачушкуют в самые шестерочные низы. А могут и ниже опустить, беда...

Парамоша сидел за кражу третий раз: так сложилась его грустная жизнь. В зонах ему везло, он жил в мужицкой масти и все три раза попадал в хороший отряд, путевую бригаду. В нарды играл и раньше, "обувал" на небольшие суммы лагерных лохов, был осторожен и расчетлив. А тут как будто бес попутал: зарылся, закуражился, объявлял "На все!" - и за три часа попал на пять "косых". Для воли сумма небольшая, достал бы через час, а в зоне - целое состояние, пятьсот "вагонов" (пачек) хорошего чая, чифири год, а то полтора...

Он достал из тумбочки банку с заваренным пойлом, перелил тягучую черноту в граненый стакан и сделал пару глотков. Передать стакан было некому: последнее время мало кто делил с ним чифир, законно предполагая судьбу Макарова решенной.

- Ну-ка, Парамоша, дай хлебну малость...

Справа, в проходе, стоял Монгол. На лице его едва просвечивалась улыбка.

- Я - пожалуйста, я - всегда, - засуетился, не зная что и думать, Макаров. - Присаживайся, браток!..

Монгол сел на край шконки, принял в руки горячий стакан и пригубил норму. Лицо его перекосилось.

- Да ты, земляк, кисель пьешь, а не чай! Небось, в таком чифире ложка стоит!

- Привык - всегда крепко завариваю...

- Разговор у меня к тебе есть, - посерьезнел вдруг Монгол. - Ты ведь Акуле пять штучек в нарды просадил, так? Фуфло на горизонте...

- Так, - угрюмо подтвердил Макаров.

- Чтоб не темнить долго, слушай сюда: я тебе дам "бабки", отдашь Акуле. А потом ныряй ко мне в угол - есть серьезный разговор. Но не менжуйся, покупать не буду - дело общее...