Случай для психиатра - [2]

— Это просто невероятно. Ты приглашаешь его к нам на семь тридцать, а сам неожиданно прибегаешь в одиннадцать!

— Ну и что? Я предупреждал, звонил из конторы, чтобы сообщить об опоздании.

— Ну да, естественно. И как только наш приятель понял что к чему, тут же перешел в атаку. Я говорю тебе правду, Пит, истинную правду. Он почти успел запустить руки в мои трусики, причем я успела объяснить, что в этом доме хозяин старый дядюшка Пит и никого больше.

— Ну хорошо. Ты его предупредила, почему же ты злишься?

Склонив голову, она неотрывно смотрела на меня, что-то протестующе ворча.

— Ты хочешь знать? Ты ждешь, что я тебе скажу? У меня действительно создалось впечатление, что ты желаешь, чтобы я с ним переспала.

— Нет, послушай, Джоан…

— Ты этого хотел! И я только что с трудом в это поверила. Не могла поверить, но теперь верю. Это на меня наводит просто ужас. Но я всегда отказывалась даже думать об этом.

— Джоан!..

— Ведь это так, не правда ли? Ты хочешь, чтобы Винс переспал со мной? Это тебе доставит удовольствие? И разрешит столько проблем!

Я влепил ей пощечину. Впервые после женитьбы я перешагнул черту. Хуже — или лучше всего — то, что я не ударил ее по щеке с яростью, а соразмерил силу. Если бы я не контролировал себя, то снес бы ей голову. Но самое страшное, что я не подчинился своему гневу, что было бы извинительно. Я просто наказал ее, как маленькую капризную девочку.

Я причинил ей боль, она прижала руку к пылающей щеке.

— Это все? — спросила она. — Или продолжишь?

— Джоан… Я не… Я не хотел этого! Не знаю, что на меня нашло.

Дурная привычка — походить на других, обижать близких, плодить врагов. Как сейчас им стала моя женушка, беззащитная и хрупкая, и это несмотря на ее необычайно красивые груди, притягивающие мужчин, всяких мускулистых самцов, вечно ее вожделеющих. Вне всякого сомнения, эти груди и притянули Винсента Кенну, стали его наваждением. Если бы он знал малышку миссис Хаббен до беременности, то не удостоил бы ее и взглядом. В тот период ее прежде мальчишеский торс изменился. Яйца на блюде превратились в лимоны, апельсины, а потом и дыни. Без специальных кремов, гимнастики — локти вверх, подобно пытающейся взлететь курице. Настоящие дыни! А после рождения Никки она вернулась к своим прежним размерам и облику, а дыни остались.

Она плакала от счастья до тех пор, пока не появился Винс Кенна, этот удачливый писака с шустрыми ручонками, большой любитель дынь.

Теперь я ее понимаю, разделяю ее чувства, понимаю ее боль и беспомощный гнев. Я чувствовал себя виноватым до того момента, когда она мне бросила:

— Если ты собираешься набить мне морду, может быть, я вначале схожу за Ником? Он будет очень доволен, увидев, какой у него папаша-здоровяк.

Таким образом, прощать меня она и не собиралась. Она заносила каждый мой промах в свой реестр и всегда могла выставить мне полный счет.

Я полагал, что эта сцена произошла в нашей спальне. Внезапно я понял, что ошибся. Мы находимся в гостиной, она открывает ящик бюро и достает оттуда большую бухгалтерскую книгу.

Джоан поискала ручку, нашла подходящую.

— Это нужно вписать красными чернилами, — сообщила она. — Особым шрифтом. И на латыни.

Что самое ужасное, так это то, что у Ирвина Гольда внезапно появилась роль в этой истории.

Это действительно ужасно.

Ибо столкновение у нас с Джоан из-за Винса Кенны произошло три года назад. Тогда она даже и не предполагала о существовании Ирвина Гольда. Он вошел в нашу жизнь лишь год спустя, когда был избран семьей Джоан для бракоразводного процесса.

Ирвин Гольд, рыжий днем, за составлением деловых контрактов, и золотисто-медный в вечернее время, председательствуя на митинге Союза за гражданское равноправие. Хитроватый длинноволосый лис, симпатичный и мерзопакостный. Симпатию источала каждая пора его тела. Для Джоан, для Ника и даже для меня. Как хорошую смазку, настолько хорошую, что спустя шесть месяцев после развода Джоан бросилась в его объятия и вышла за него замуж, даже не поняв величия своего широкого жеста. Вот что мне было всего больнее. А он симпатизировал, сострадал и сочувствовал до такой степени (до, во время и после бракоразводного процесса), что Джоан кончила тем, что ощутила присутствие рядом с собой мужчины, разделяющего с ней заботы, причиненные мной. С опозданием и неохотно она делилась с ним за столом, в театре, дома и в постели. Они не думали обо мне лишь в постели.

Этот бравый Гольд! Не человек — золото! Позволить проводить мне все выходные с Ником, в то время как Джоан протестовала.

«Подумай, дорогая, этот проходимец вправе все же видеть своего сына. Позволь порадовать его».

Я спросил у Ника, трясясь от страха:

— Как ты его называешь? Дядя Ирвин?

— Ты представляешь, он просил меня называть его просто Ирвин. Я так и сделал.

— И ты с ним на дружеской ноге?

— В основном да. Он постарался, и я ответил тем же. Он хотел приятельских отношений, я согласился, мы стали приятелями. Это так просто.

— Ты хочешь сказать, что он слишком напорист?

— Это, естественно, в игре. В играх, представляешь? Например, играешь в монополию с бабушкой и дедушкой, а Ирвин смеется, просто шутит, и все, но я знаю, что он готов на все ради выигрыша. То же самое и в теннисе.