Слово тролля - [8]

– Дож – Дырявый Мешок, кретин! – рявкнул гном.

– О, как тебя жизнь скрутила! – Ушастый сделал невозможное – улыбнулся еще шире.

– Теперь твое прозвище стало еще длиннее, к нему надо добавлять еще и титул. А вот скажи: “кретин” – это что-то вроде графа или маркиза, да? Хе-хе-хе… Ну и ладушки! Извините, ребята, – работа, хе-хе!

– Встречались как-то, лет пять назад, – ответил на мой молчаливый вопрос гном, – растет жакхе, а ведь простым стукачом был.

Палачи, уже никого не стесняясь, ржали во все горло.

Ушастый, отвесив низкий поклон в сторону балкона, начал свою речь:

– Приветствую вас, господа и дамы! А также и вас, народ малый – лесной, степной и горный, к нам в гости зашедший! Позволю взять на себя смелость и поздравить вас всех с праздником. Ибо не каждый день наш город становится чище. А именно сегодня он станет чище, так как на ваш суд предстали два закоренелых преступника.

– Ты хотел сказать, три, – уточнил гном.

– Тяжесть их проступков велика и ужасна. Погрязшие в распутстве и пьянстве, жестокости и насилии, они, ведущие беззаботный образ жизни, и это в то время, когда народ не покладая рук трудится на благо нашего государства, устраивают беспорядки, подговаривают слабых на свержение законной власти…

– Дож, ты не знаешь, что я там вчера наплел спьяну?

– Мне-то откуда знать – меня там не было.

– Они осквернили наши идеалы, наш строй, – продолжал надрываться Ушастый, – они даже предприняли попытку покушения на жизнь самого Владыки нашей великой страны.

– А, твой ржавый молот! Помирать так подыхать, – прошептал гном и заорал во все горло: – Да простите вы нас, люди добрые, народ честной! Каемся мы в проступках своих, каемся в помыслах, по незнанию да недомыслию они. Признаем свою вину, каемся!

Правду сказал этот человек, всю правду выложил, как она есть, гад! Не солгал он, сказав о покушении на Величайшего. Лукка, друг мой, – вдруг обратился он ко мне – расскажи, как оно дело было.

– Дож, а чего рассказывать-то?

– Что в камере тогда было, ну, про Владыку, старичка этого.

– А-а… – дошло до меня, но искра сомнения закралась в грешную душу: – А это не будет, ну-у…

– Не будет, не будет! – заверил Дырявый Мешок. – Поверь мне, Лукка!

Я поверил. Собрался с мыслями. И, раздирая горло и легкие, честно и откровенно, со всеми подробностями и разъяснениями, как подобает настоящему троллю, все как есть рассказал…

Когда я закончил свое повествование, площадь окутала гробовая тишина. Владыка, красный как рак, попытался встать, но, видимо, ноги не послушались его, и он плюхнулся обратно. Уж как там получилось, сказать не могу, но это кресло выскочило из-под него, а сам Владыка рухнул на пол с таким грохотом, будто упала не куча старого мяса и костей, а лавина в горах.

Все бы еще и ничего, но, падая, старичок попытался удержаться за первое, что попалось под руку, то есть за свою жену, а если сказать точнее, то за ее платье. А так как она, в смысле супруга, в этот самый миг вздумала встать, то ее платье вместе с муженьком оказалось на полу.

Перила балкона были не очень высоки, и, следовательно, Владычица предстала перед своим народом в первозданном виде. Единственной деталью одежды была какая-то широкая тряпка, обернутая вокруг пояса (как мне потом объяснили, называемая не то кастетом, не то корсетом).

Над площадью раздался довольный рев кентавра:

– А ничего титьки-то!

Что здесь началось!

Вся площадь дружно, от души захохотала, заулюлюкала, повторяя слова кентавра. Я даже немного оглох от этого шума.

Не знаю, чего добивался гном, но превращения казни в посмешище добился бесспорно.

Сквозь рокот всенародного веселья прорвался истошный вопль Ушастого Джо:

– ВЕШАЙ!!!

Палач (второй, усевшись на плаху и стащив колпак, ржал, вытирая слезы) в судорогах неудержимого смеха непонимающе воззрился на Джошуа:

– Кого вешать-то?

– Идиоты, вешайте их, быстро! Приказ Владыки! Оглохли, скоты! А-а-а!!! – Ушастый подскочил и накинул петлю мне на шею.

– Эй, эй! – кинулся было гном. – А последнее желание?!

– По прибытии в ад, – выдохнул мне в лицо Джошуа и, отскочив в сторону, рванул рычаг, торчащий из дощатого пола помоста.

Подо мной раскрылась дыра люка, и, естественно, я в нее рухнул. Веревка захлестнула мне шею, стягивая глотку. Грудь что-то сжало, глаза полезли из орбит, ноги искали точку опоры, я вращался вокруг себя, как поросенок на вертеле. Руки наконец разорвали путы, и я схватился за раскачивающуюся веревку, на которой меня болтало. Узел петли находился прямо за левым ухом, и я сдуру попытался его распутать. Конечно же ничего не получилось. Я перехватил веревку в кулак и попытался подтянуться. Это мне немного помогло. Свободной лапой попытался расслабить петлю на шее. Не вышло – видно, освободил мало места. Подтягиваюсь еще, наматывая эту чертову веревку на кулак. И чувствую, что вместо того, чтобы освобождать себя, я просто себя душу. В глазах стало темнеть, сердце стучало так, что было готово, проломив грудь, выскочить наружу. Воздух в легких кончался, я судорожно пытался разорвать петлю. Вокруг все поплыло, в голове забил протяжный глухой колокол. “Неужели все так и закончится?” – пронеслось в моей голове.