Слово тролля - [4]

– …и знаешь, парень, они не очень ошибаются на этот счет… – в очередной раз перебил гном, хитро прищурившись.

– Не знаю, приятель, для кого как, а для нас называться троллем – это честь. Не каждый человек может похвалиться этим.

– Ты еще скажи, что тролль – это звучит гордо! – радостно ощерился гном.

– Дож! Ты – умник! Я обязательно передам нашим твои слова, когда вернусь домой. Карлик подсел ко мне.

– Лукка, друг мой, а почему ты решил, что ты вообще… – Он перешел на шепот: – Когда-нибудь… вернешься обратно домой… в свою деревню, что стоит среди Вечной Долины?..

Я посмотрел ему в глаза:

– Дож, а разве нас не выпустят завтра утром? Гном отвел взгляд в сторону:

– Да как тебе сказать, чтобы ты не очень расстроился…

Утро выдалось холодным и громким. Видимо, гном хотел разнести дверь не только кулаками, но и мощью своей глотки:

– Уроды длинноногие! Переростки гоблинские! жакхе эльфийское!!!

Услышав такое, я невольно приоткрыл глаза, в то время как гном и дальше упражнялся в сквернословии.

– Вы, черепа пивные! Тролл-л-л-л-л-л-лпр-р-д-еее… – закашлялся Дож, скосив свою пару зрячих в мою сторону.

Я зевнул и потянулся.

– Е!!! – непонятно с чего выдохнул Дырявый Мешок так, как будто стоял на краю пропасти. Я привстал.

– А, Лукка, друг мой! – заблеял карлик медовым голосом. – Как тебе спалось?!

– Спасибо. – Я вытянулся во весь свой рост, в то время как гном втянул голову в плечи. – Спасибо, хорошо…

За решеткой окна светило солнце и затягивали заутреню первые пташки.

– Дож, а с чего это ты так расшумелся? Все-таки приятно было расправить затекшие члены.

– Да понимаешь ли, великан, как ты можешь узреть, на улице уже утро, – с явной нервной дрожью в голосе отвечал гном, – а эти, м-м-м… хорошие люди не дают нам кушать.

Голос его явно окреп, и гном заговорил уверенней:

– А веришь-нет, так жрать хочется! Нет, правда! – Дож опять начал ругаться. – Можно подумать, сегодня будут казнить всех заключенных этой тюрьмы поголовно.

– И много их?

Как мне было ни лень, но все-таки я решил привести в порядок свой костюм. Мамуля всегда говорила, что одежда тролля – это первое, что бросается в глаза, и поэтому не стоит шокировать первого встречного своим внешним видом. Абсолютно с ней согласен – для этого у него или них будет масса других поводов.

– Ты о ком? – задал встречный вопрос гном.

– Ну, об этих, как его… – впервые за утро я напряг голову, – ну, этих, этих… ключенных – всплыло из амбара памяти мудреное словцо.

– Ты хотел сказать – заключенных?

– Во, точно! О них самых!

– Но, Лукка, мы и есть эти самые заключенные!.. И нас всего двое – ты и я, – разъяснил он.

– А что, заключенных всегда казнят?

– Ну, в основной массе… – вглядываясь в меня, сказал гном и запнулся. – Когда как. Бывает, одних сажают на долгое время за решетку в тюрьму или засылают на принудительные работы в какую-нибудь глухомань на несколько лет, а бывает, просто… казнят.

Набат тревоги забил у меня между ушей, отзываясь под левой ключицей.

– Дож, ты хочешь сказать, что нас сегодня казнят?

Самое интересное было в том, что я не знал и не понимал значения этих слов: “казнить, казнят, казнь”. Но само их звучание настораживало и несло в себе что-то холодное и колючее на ощупь.

– Насчет себя я не уверен, а вот насчет тебя, громила, извини… Местный властитель никогда не забывает тех, кто критикует его в Сенате, редко прощает тех, кто посмел оскорбить его, а уж о тех, кто посмел… ну, в общем, то, что сделал вчера ты! Это, знаешь ли…

– А что я такого сделал?

– А это, сын мой, тебе объяснят на Небесах. – Мы и не заметили, как в камеру вошел монах в сопровождении пятерых стражников. – Или в преисподней. Впрочем, как посмотрит на тебя начальство.

– Вы имеете в виду Бога? – влез Дож – Дырявый Мешок.

– Да, гном, именно его я и имел в виду. Кстати, так как мы не нашли гномьего священника, тебе придется исповедоваться мне, – благодушно промолвил монах.

– Надо же, какая честь! – пробурчал Дож.

– А что делать, – блаженно пособолезновал священник, – наш правитель, храни его Господи, трепетно относится к вопросам религии и вероисповедания своих граждан, кем бы они ни являлись. Впрочем, к вопросам морали, нравственности и этики он относится не менее трепетно, – скосил он взгляд в мою сторону.

– Нет, господа люди! Я могу понять все, кроме этого! – взвился гном. – Меня-то, меня-то за что?! Мой проступок не столь тяжек, чтобы за него ложиться на плаху.

– Сын мой… – начал было монах.

– Я не ваш сын, ПАПА!!! Я сын своего народа! Слышишь, ты, переросток в сутане!!! – взорвался гном.

– Это уже мелочи, – сдержанно проговорил священник, – все мы дети Господа нашего, ибо созданы Им по воле Его.

– Ты еще скажи по образу и подобию Его! – хлопнул себя по брюху гном. – По воле родителей моих, идиот! Или уж на худой конец по воле богов Небесной Горы! То есть наших богов. И раз уж ваш губернатор-маразматик так трясется над религией, так пусть предоставит мне счастье говорить с нашим священником.

– Я полностью согласен с тобой, малыш, – священник соболезнующее улыбнулся, – но обстоятельства таковы, что у нас, то есть у Владыки, просто нет времени на поиски.