Слово президента - [17]

По сути дела все сводилось к преданности. Он, подобно многим другим, был человеком Эда Келти. Их отношения начались еще в Гарвардском университете – встречи за пивом, свидания с девушками, увлекательные уик-энды в роскошном доме семьи Эда на берегу – весело проведенная юность. Он, выходец из рабочей семьи, стал гостем в одной из самых видных семей Америки – почему? Потому что понравился юному Эду. Но почему понравился? Он этого не знал, никогда не спрашивал и, наверно, никогда не узнает. Разве важна причина для того, чтобы стать друзьями? Просто так случилось, и только в Америке мог парень из рабочей семьи, с трудом получивший право на льготную стипендию в Гарварде, подружиться с великим потомком великой семьи. Возможно, он и сам сумел бы пробиться наверх. Ведь это Бог даровал ему столь высокий интеллект, а родители ободряли в стремлении его совершенствовать, учили, как себя вести, вложили в него понятие истинных ценностей. При этой мысли он закрыл глаза, и тут же перед ним раздвинулись двери лифта. Ценности. Ну что ж, преданность тоже принадлежит к числу общечеловеческих ценностей. Не так ли? Без поддержки Эда самое большее, чего он сумел бы достичь – может быть, должности помощника заместителя государственного секретаря. Первое слово уже давно исчезло с двери его кабинета, а остальные красуются теперь, выведенные золотыми буквами. В мире, где господствует справедливость, он мог бы претендовать и на то, чтобы убрать из названия своей должности еще одно слово. Разве он уступал в понимании международной политики кому-нибудь на седьмом этаже? Нет, конечно, ничем не уступал, но это произойдет только в том случае, если за ним будет стоять Эд Келти. Он знал, что не сможет продвинуться дальше, не встречаясь с сильными мира сего, – только так можно убедить их в своих способностях. А еще нужны деньги. Он никогда не брал взяток, но его друг давал ему важные советы (советы давали ему и собственные финансовые консультанты, но это не имело значения), куда выгодно вкладывать деньги, что позволило заложить основу финансовой независимости и, между прочим, купить роскошный дом площадью пять тысяч квадратных футов в Грейт-Фоллз, устроить сына в Гарвард, причем без всякой нищенской государственной стипендии, потому что Клифтон Ратледж III был теперь сыном видного государственного деятеля, а не родился в рабочей семье. Этот деятель мог бы потратить массу сил и обойтись без посторонней помощи, но тогда не занял бы эту должность, а долги надо платить, верно?

Эти рассуждения несколько облегчили душу Клифтона Ратледжа II (вообще-то в свидетельстве о рождении написано «Клифтон Ратледж младший», но такая приставка как-то унижает человека с его положением в обществе, правда?) – заместителя государственного секретаря по политическим вопросам.

Все остальное зависело только от правильного расчета времени. Седьмой этаж постоянно охранялся, причем сейчас еще бдительнее, чем раньше. Однако все охранники хорошо знали Ратледжа, и от него требовалось одно – сделать вид, что он знает, зачем приехал. Черт побери, подумал Ратледж, не исключено, что он потерпит неудачу, и это будет, пожалуй, самый лучший выход из положения. Он скажет Келти: «Извини, Эд, его просто не было в кабинете…». Может быть, это недостойная мысль для человека, который в таком долгу…

Ратледж стоял за дверью своего кабинета, прислушиваясь к шагам, совпадающим с биением его сердца. Сейчас на седьмом этаже находятся два охранника, совершающие обход независимо друг от друга. Служба безопасности Государственного департамента достаточно строгая, хотя в том вряд ли есть какая-то необходимость. Никто не приходит в Госдеп без определенной причины. Даже в дневное время, когда здесь бывают посетители, их обязательно сопровождают до места назначения. А ночью ситуация становится еще строже. Количество действующих лифтов уменьшается. Чтобы подняться на седьмой этаж, требуется магнитная карточка, и у дверей лифтов всегда стоит третий охранник. Значит, главное – точно рассчитать время. Ратледж несколько раз проверил по часам, сколько его требуется охранникам на обход, и установил с точностью до десяти секунд. Отлично. Нужно только подождать, когда придет очередной охранник.

– Привет, Уолли.

– Добрый вечер, сэр, – ответил охранник. – Страшная трагедия.

– Это верно. Ты не мог бы оказать нам услугу?

– Какую, сэр?

– Принести кофе. Секретарш нет, и кофеварки не работают. Спустись в кафетерий и попроси официантов принести сюда кофейник побольше. Пусть поставят его в конференц-зале в конце коридора. Через несколько минут начнется совещание.

– Конечно, сэр. Прямо сейчас?

– Если тебе нетрудно, Уолли.

– Вернусь через пять минут, мистер Ратледж. – Охранник пошел по коридору, через двадцать ярдов свернул направо и пропал из поля зрения.

Ратледж сосчитал до десяти и направился в противоположную сторону. Двойные двери, ведущие в кабинет государственного секретаря, не были заперты. Ратледж прошел через первые двери, затем через вторые и включил свет. В его распоряжении три минуты. Он почти надеялся, что Бретт Хансон запер документ в сейфе. В этом случае он уж точно потерпит неудачу, поскольку только Бретт, два его помощника и начальник службы безопасности Государственного департамента знают комбинацию, а замок сей°фа снабжен устройством, подающим сигнал тревоги при первой же не правильно сделанной попытке открыть его. Однако Бретт был джентльменом и к тому же весьма рассеянным. Он всегда, с одной стороны, доверял окружающим, а с другой – отличался забывчивостью, относился к числу тех людей, которые никогда не запирают автомобиль или даже двери собственного дома, если о том не напомнит жена. Если документ не в сейфе, он может лежать только в одном из двух мест. Ратледж выдвинул центральный ящик письменного стола и увидел обычную беспорядочную кучу карандашей, дешевых шариковых ручек (Бретт постоянно терял их) и скрепок для бумаг. Минула минута, пока Ратледж шарил в ящике. Ничего. Он едва не вздохнул с облегчением, но затем посмотрел на поверхность стола и едва не засмеялся. Документ лежал на самой середине, небрежно вложенный в кожаную папку, простой белый конверт, адресованный государственному секретарю, но без регистрационного штампа секретариата. Ратледж достал его из папки, осторожно держа за края. Не заклеен. Он вытащил из конверта лист бумаги, содержащий два напечатанных параграфа. И тут его охватила дрожь. До сих пор все, что он делал, имело только теоретическое значение. Он еще мог вложить лист бумаги в конверт, забыть о том, что был в кабинете госсекретаря, забыть о телефонном звонке, забыть обо всем. Прошло две минуты.