Слово о сыне - [9]

Я все новые книжки в нашей избе-читальне брала. В Гжатске, когда туда по делам ездила, тоже старалась купить. Потом старшие подросли — Зоя стала ребяткам читать. А я рядом обычно сижу — шью. Я ведь всю семью обшивала. Пригодились те навыки, которые в Путиловском училище приобрела. Я старалась поскладнее ребят одеть. Уж не буду по-деревенски просто порты кроить, а брюки по всем правилам сошью. Юре да Бориске красивые матросочки делала: штанишки тогда шили на детском длинном лифчике, чтобы держались лучше, а рубашечки отделывали белыми и красными кантиками. Зое платье скрою в сборку. Получалось так складно, что наши деревенские женщины у меня даже выкройки просили да совета ждали.

Мне всегда хотелось, чтобы ребятам праздники запоминались, чтобы день этот был выделен из ряда других. Всегда хотелось их порадовать — вот и старалась к каждому празднику сделать им обнову. По нынешним временам это скромные вещички, но дети мои видели, как мама старалась, и ценили мои усилия. Они осознавали, что в подарке ценны человеческий труд и теплота. Вот и носили сшитые мною вещи аккуратно и бережно. И осталась у них эта привычка на всю жизнь.

Шью, а старшие ребята уроки делают, младшие рядом вертятся, ждут, когда Зоя освободится, читать им станет.

У Юры память очень цепкая была. Раз-два почитаешь ему — он уже все запомнил. Потом сам с выражением декламировал:

Села кошка на окошко,

Замурлыкала во сне.

Что тебе приснилось, кошка?

Расскажи скорее мне!

И сказала кошка: «Тише,

Ну-ка, тише говори,

Мне во сне приснились мыши,

Не одна, а целых три».

 Как забавно передавал он этот диалог! Юра вообще очень тянулся к книгам, к новым знаниям. Он даже в школу стал потом ходить вместе с Зоей.. В деревенской школе правила помягче, да и учительница Анастасия Степановна Царькова нашу семью хорошо знала, потому и разрешала Юре находиться в классе. Даже иногда его вызывали, просили стихотворение рассказать — он читал без запинки. А сколько потом радости было: он настоящий ученик! В школьных вечерах самодеятельности Юра тоже участвовал. Читал:

Я хочу, как Водопьянов,

Быть страны своей пилотом...

И еще одно стихотворение было тогда очень популярным:

Климу Ворошилову письмо я написал:

«Товарищ Ворошилов, народныйкомиссар!

В Красную Армию в нынешней год,

В Красную Армию брат мой идет!

Слышал я — фашисты затеяли войну,

Хотят они ограбить Советскую страну...»

А последние слова были заверением, что, если, мол, что с братом случится, «я стану вместо брата с винтовкой на посту».

В 1940 году Юру даже послали в группе наших клушинских школьников на смотр художественной самодеятельности в Гжатск. Уехали они на два дня. Сколько же впечатлений у мальчика было от этой поездки-праздника. И дорога на лошадях до города, и ночевка в Доме учителя, и большой торжественный концерт в Доме пионеров. Сопровождала Юру, конечно же, его главная наставница и друг Зоя. Ей, безусловно, тоже все было внове, но она, чувствуя себя старшей, уступала слово своему братишке, успехами которого гордилась, а восторгом любовалась. Она пересказывала его радость и удивление. Больше всего поразили мальчика машины. Их-то он увидел впервые. Повстречает полуторку или «эмку» и с восторгом кричит:

— Это — мамина! Это — Валина! Это— папина! А это моя!

Директор школы, который возил ребят на смотр, сказал, что Юра стихотворение читал очень хорошо, вовсе не смущался. А как же иначе: я его тоже наставляла: «Надо так надо!»

...Пишу, и вроде все легко и гладко получается в воспитании: мы, родители, трудились, а дети за нами тянулись. Пример родительский в воспитании важен, но если бы только этим всем ограничивалось, тогда бы меньше было проблем.

Вот и у нас... Воспитывали ребят мы одинаково, никаких исключений да отступлений не делали, а вот поди ж ты... Зоя училась отлично, до войны закончила семилетку, ей в каждом классе похвальную грамоту вручали. А Валя занимался неважно, от уроков все увильнуть старался, его даже на второй год оставляли. В младшей нашей паре ребяток такая же картина: Юра учился всегда очень хорошо, а Бориска — плохо.

В чем дело? Ребята-то все разные: одни быстро усваивают, другим разжевать, растолковать нужно, им с трудом учеба поддается. Ребятишки ведь результат быстрый любят. Не получается — им уж и надоело, они исхитрятся: только чтобы убежать от такого занятия.

Вот для таких-то детей важен родительский контроль, строгий родительский спрос! Даже осуждение, хотя бы молчаливое, любимого, авторитетного человека. Конечно, я Алексея Ивановича не хочу обвинять, но было такое: я говорю с Валей, потом с Борисом, выясняю, что они выучили, что упустили, а Алексей Иванович сидит молча, делом занят, но чувствуется, не так уж сердится на нерадивых учеников. А случалось, даже скажет:

— Не всем же учеными быть, кому-то и землю пахать нужно, коров пасти.

Ребятам только этого и надо — чьей-то поддержки. Смотришь, а уж Валентина и след простыл, Бориска — за ним.

Говорю об этом с горечью. Но сказать необходимо: может быть, молодые родители урок извлекут, поймут, что действовать всегда надо заодно, любое разногласие родительское ребятишки очень даже чувствуют, поступают тогда, как им легче, удобнее. Пожалуй, это было единственное несогласие между нами.