Слово о сыне - [49]

В класс предварительной подготовки вошли начальник Центра подготовки космонавтов Кузнецов и полковник Серегин.

— Начнем предполетную подготовку? — спросил Серегин.

Кузнецов кивнул.

— Проводите предварительную подготовку,— распорядился полковник Серегин.

Степан Сухинин начал постановку задач. Выступили руководитель полетами, дежурный штурман, начальник связи.

Юрий Алексеевич сделал записи о навигационной и метеорологической обстановке.

Полковник Серегин слушал сообщения начальников служб, быстро просматривал полетные листы, делал необходимые правки. Отыскивал глазами того или иного космонавта и пристально всматривался в его лицо, только после этого, удовлетворенный своими наблюдениями, подписывал летную документацию.

Юрий Алексеевич внимательно сверял записи с плановой таблицей, нанесенной на доске. Записи он делал четко, карандашом ярко-красного цвета.

— Чем вы так красиво пишете? — спросил кто-то из сидящих сзади.

Юрий Алексеевич откинулся на спинку стула, сказал:

— Нравится? Это стеклограф. У меня дома есть, как только Валя придет из больницы, разыщем, подарю.

— Через два часа погода резко ухудшится,— тихо сказал Серегин Юрию Алексеевичу. Гагарин кивнул.

Полковник Серегин сделал последние необходимые уточнения по летному дню, определил рабочие места своим заместителям, сообщил, что Юрий Алексеевич после контрольного вылета на спарке начинает самостоятельные полеты.

Затем Гагарин в сопровождении Серегина направился к командному пункту. Кузнецов в их присутствии заслушал последнюю информацию о метеорологической обстановке. Посмотрев карту района полетов, Юрий Алексеевич поблагодарил расчет КП и направился на аэродром, широко размахивая новым наколенным планшетом.

Несколько дней назад он проверял летную экипировку космонавтов и под угрозой отстранения от полетов — все хорошо знают привязанность летчиков к полюбившимся предметам — приказал получить новую.

Юрий Алексеевич с нетерпением ждал сегодняшний день и придавал огромное значение этому первому учебно-тренировочному полету, после которого он должен был вылетать самостоятельно. Утром к нему подошел подполковник Гришин, который давно собирался взять у Гагарина автограф. И вот наконец сегодня он принес Гагарину книгу «Дорога в космос».

— Подписать? — Юрий Алексеевич возвратил книгу.— С удовольствием подпишу, но только после самостоятельного вылета.

Гагарин попросил разрешения у техника, сел в первую кабину двухместного учебно-тренировочного истребителя УТИ-МиГ-15 бис номер 18 и провел тренаж. Полковник Серегин поднялся во вторую кабину.

Кузнецов сделал некоторые пояснения, пожал руку Юрию Алексеевичу, пожелал успешного полета. Техник самолета проверил парашютные ремни, замки катапультного кресла, перегнулся через борт кабины, включил электропитание. Гагарин запустил двигатель, опробовал его на всех рабочих режимах. Запросил СКП.

— Я — 625-й, разрешите выруливание,— сказал Юрий Алексеевич. Самолет, освобожденный от цепких упоров тормозных колодок, побежал по рулежной дорожке.

Через несколько минут полковник Андриян Николаев запросил разрешение на запуск двигателя своего самолета. С СКП ему ответил руководитель полетов:

— Подождать.

Неведомое чувство тревоги заставило летчика Петра Колодина сесть на прослушивание радиопереговоров.

— Я — 625-й.— Колодин узнал голос Гагарина.— Полет в зоне закончил. Возвращаюсь на точку.

Колодин заулыбался: волнительное ощущение страха мгновенно улетучилось.

Голос Гагарина звучал спокойно и деловито.

— Я — 625-й, задание выполнил.— Гагарин вновь, как того требовали инструкции, доложил: — Высота 5200, разрешите вход.

Руководитель реагировал немедленно:

— Уточните высоту. Следите за высотой.— Это было не назидание, а совет».

...Сколько раз потом повторял мне Андриян Григорьевич Николаев последние услышанные слова Юры: «Высота 5200, разрешите вход». Они были спокойными, деловитыми. Шла летная работа.

Вспоминал Николаев, как через несколько минут в шлемофоне прозвучало: «Всем самолетам, готовым к взлету, запретить выруливание, выключить двигатели».

Он рассказывал, как вмиг испытал тревогу, заглушил мотор. Молча вслушивался в тишину наушников. Запрашивать было нельзя. Все напряженно молчали.

Через 29 минут по радио объявили: «Всем летчикам прибыть в штаб».

Он побежал к зданию штаба. Там уже собрались остальные летчики. Николай Федорович Кузнецов объяснил прибывшим, что на локаторе исчезла отметка самолета Гагарина, и приказал всем оставаться в штабе.

Все оставались на своих местах. До тех пор пока не пришло сообщение из Владимирской области. Группа спасателей на вертолетах вылетела к месту аварии, все еще надеясь. Но разве бывают чудеса в авиации?.. Андриян Григорьевич говорил слова успокоения, но... как найти его — успокоение?

До сих пор, когда читаю эту книгу, строки расплываются перед глазами:

«...Жители совхоза Новоселово привычно начинали свой трудовой день. Пенсионер Николай Иванович Шальнов, уважаемый на селе человек, в прошлом учитель, в это утро вышел на прогулку. На улице было тихо. Николай Иванович уловил гул самолета. Видимо, он был где-то высоко в небе, за облаками. Звук приближался и то становился густым, сильным, то удалялся и напоминал равномерное гудение жука. Вдруг Николаю Ивановичу показалось, что самолет загудел где-то совсем близко. Учитель поднял голову и увидел, как из облаков с ревом выскочил истребитель и, легко покачивая крыльями, как по наклонной горке, пошел к земле. Шальнов подумал, что с самолетом что-то произошло, что через несколько секунд может быть катастрофа. Если бы можно было что-то сделать, помочь, остановить! Однако самолет неумолимо шел к земле. Потом вроде бы на некоторое время обрел прочность. И даже, подняв нос, стремился уйти в небо. Но вот он пролетел почти над домом Шальнова и, подобно урагану, со свистом и диким ревом, ломая верхушки берез, врезался в лес.