Слово о сыне - [48]

Неожиданно Юрий Алексеевич остановился:

— Фу-ты, черт!

— Что случилось? — участливо спросил Добровольский.

— Ты знаешь? Забыл, кажется, дома пропуск на аэродром.

Георгий Добровольский заулыбался: отлегло. «Мне бы его заботы».

— Ну и что? В автобусе поедете ведь вместе со всеми. Вас знают, пропустят.

— Да как-то неудобно. Солдат будет проверять, а ты ему объясняй, кто ты есть. Очень неудобно. А потом: порядок есть порядок.

Он еще несколько метров продолжал идти, раздумывая, как поступить, торопливо искал пропуск.

— Нет! Вернусь, возьму пропуск. Ты иди. Желаю тебе счастливо сдать. Будь здоров! Да, Жора, будь осторожен, автомобиль — это тебе не самолет, на нем всякое случается и почаще, чем на аппарате тяжелее воздуха.

Секунду постоял в нерешительности, вернулся домой. Пропуск был в повседневной тужурке».

...Не верю я в приметы, но всегда не любила возвращаться, особенно если какое важное дело предстояло. А после того года и вовсе. Летчики, как я заметила, многие обряды соблюдают. Подчас думаю: зачем он вернулся-то? Хотя умом понимаю, что ерунда это, а от недоуменных вопросов отделаться не могу.

Алексей Иванович раз, когда я уже очень маялась, даже прикрикнул на меня:

— Ну как ты не понимаешь, что не мог он поступить не как положено! Порядок есть порядок. Забыл — надо исправить. Что делать-то иначе прикажешь? Или хочешь, чтобы он особенного чего себе требовал? Всем проход по пропускам, а ему исключение?..— Но увидел Алеша, что не успокоил, а только растравил, подошел ко мне, руку на плечо положил: — Прости меня, Нюра. Я и сам мучаюсь. Осиротил он нас. Прости. Крепиться надо.

Но в то утро ничто не предвещало скорбного конца. В книге далее пишут:

«Спустя некоторое время Юрий Алексеевич вошел в столовую, весело и ласково поздоровался с присутствующими работниками столовой, сел на свое излюбленное место, с аппетитом поел. Сделал заказ официантке.

Затем Юрий Алексеевич направился к автобусу.

В автобусе, как обычно, шутили, рассказывали забавные истории, смеялись.

Когда он поднялся в автобус, смех тотчас прекратился, и офицеры, подчиняясь единому чувству воинской этики, встали, приветствуя своего командира. Гагарин со всеми поздоровался, предложил сесть. Спросил:

— Все в сборе?

И не дождавшись ответа, сам посмотрел на присутствующих, удостоверился — все, распорядился своим крылатым словом:

— Поехали!

Говорили о полетах, о метеорологической обстановке, об автолюбительстве.

Автобус остановился на аэродроме. Юрий Алексеевич направился в раздевалку. В коридоре встретился со своим инструктором Анатолием Хмелем.

— Как живешь? — спросил Гагарин.

— Вашими заботами, Юрий Алексеевич.

В награду Хмель получил искреннюю и благодарную улыбку первого космонавта.

В гардеробной комнате Юрий Алексеевич облачился в летный костюм.

Увидев Алексея Губарева, Гагарин спросил:

— Ты что, Леша, уже пошел?

— Так точно, товарищ полковник. Я на Ил-14 обеспечиваю ваши полеты, слежу за погодой...

— Хорошо обеспечивай! Ты, Леша, только не паникуй, давай погоду такую, какая есть на самом деле.

— Слушаюсь!

Юрий Алексеевич направился к доктору И. Чекирде.

— Ну как, доктор, погода? Будем сегодня летать?

— Погода вроде ничего, позволяет. Как вы себя чувствуете? Как спали, Юрий Алексеевич?

— Самочувствие отличное, спал крепко, как убитый, почти девять часов. Судя по всему, и доктор сегодня не страдал бессонницей.

— Нет, не страдал,— засмеялся Чекирда.

— А как самочувствие, Игорь? — спросил Гагарин.

Кто кого исследует?!

— В норме.

Кто-то из космонавтов спросил:

— Как пульс, Юрий Алексеевич? Незамедлительно последовал типичный гагаринский ответ:

— Как у молодого.

Врач допустил Юрия Алексеевича к полетам, пожелал мягкой посадки.

По пути в класс предполетной подготовки Гагарин зашел в кабинет полковника Владимира Серегина. В кабинете находился начальник Центра подготовки космонавтов Николай Кузнецов. Он проверял летную книжку Юрия Алексеевича, правильность ее заполнения, общий налет».

Говорили мне, что Юра не допускал никаких исключений в строгом порядке выпуска любого летчика в полет. Полагается пройти медицинский осмотр — он его пройдет. Необходимо отчитаться о знаниях — он расскажет. Должно вышестоящему командиру проверить летную книжку — Юра, не ожидая напоминания, протянет ее.

Вот и за пропуском он вернулся, потому что при въезде на аэродром полагается его предъявлять. Всем, а значит, и ему.

Рассказывали, что Юра был абсолютно готов к полету — по здоровью, тренированности, знаниям — и даже настроен был как надо — собран, весел, тверд.

Каждого летчика выпускали в воздух со всей необходимой осмотрительностью. Понимали: полеты при современных скоростях — дело очень небезопасное. Вот и старались все предусмотреть.

В книге отмечено, что даже погода была проанализирована на весь летный день, чтобы принять решение на самостоятельный Юрин полет. В сводке сообщалось, что погода неустойчивая. Вот и решили командиры, что самостоятельно Юра полетит в другой день, а сегодня будет очередной полет с инструктором. Юре хотелось самому поднять машину в небо, но он не спорил. Запрет есть запрет.

Гагарин пришел в класс, сел за второй стол среднего ряда, к нему подошел инструктор — командир звена А. Хмель. Начальник связи Виктор Понкратьев попросил Юрия Алексеевича проверить данные запасных аэродромов. Гагарин достал планшет и сверил свои записи. Степан Сухинин сделал несколько объявлений.