Слово о сыне - [24]

...Мария писала мне не реже Юры, сообщала о его посещениях, говорила, что часто она рассказывает племяннику о жизни в Петербурге, о революционных традициях рабочего класса. Марии было что рассказать! А Юра делился с ней впечатлениями о прочитанных книгах. Он, как и все ребята, старался побольше узнать о революционерах, о людях, совершивших подвиг во славу Родины. Прочитал все книги о В. И. Ленине, преклонялся перед героизмом Артема, Михаила Васильевича Фрунзе.

Зимой Юра с двоюродными сестрами Надей, Лидой ходил на каток, на лыжах. Приучал он и Володю к спорту, очень его пристрастил к этому занятию.

Как о каком-то особенно важном, торжественном событии сообщил Юра, что у них началась производственная практика, что работу они выполняют наравне с рабочими («только, конечно, помедленнее» — уточнил в письме), литейщики относятся к ним как к равным. Встает рано, быстро умывается, завтракает, выходит на улицу, а там вливается в рабочий поток.

Я представляла, с какой гордостью идет мой сын в рабочем строю.

Через месяц пришел денежный перевод из Люберец. Юра получил первую получку, часть послал «на хозяйство». Алексей Иванович поворчал немного:

— Чего выдумал, пусть бы себе, что необходимо, купил.— Но я видела, что отец доволен этим поступком сына.

Вообще надо сказать, что Алексей Иванович очень ревниво относился к мужской чести, считал, что мужчина должен взять на себя тяжелую работу, прежде всего позаботиться о близких, а потом уж о себе, не ждать помощи, а стараться самому такую помощь оказать. Высшей похвалой в его устах были слова: «Самостоятельный мужик».

После завершения первого года обучения в ремесленном Юра приехал в Гжатск на каникулы. Привез всем подарки на деньги, заработанные на заводе: мне — платок, отцу — нарядную рубашку, Тамаре — трехколесный велосипед. Он сильно вытянулся за эти полгода, стал ростом почти вровень со мной. Обычно ребятишки в этом возрасте угловаты, а Юра всегда ходил ровнехонько, как-то по-особенному подтянуто. Наверное, сказывалось то, что он много занимался спортом. Он и дома всегда делал физзарядку, говорил, что это хорошая привычка, не надо ее терять.

В этот раз Юра очень много фотографировал тем самым «Любителем», который приобрел у товарища. Бывало, старые телогрейки, одежду на полу постелет, чтобы все щели закрыть, сам с Бориской в подпол залезет, учит его там фотоаппарат перезаряжать. Проявлял он дома, но вот печатать было негде. Помню, тогда мы все пленки на свет рассматривали. А потом Юра уже из Люберец фотографии прислал. Всех он тогда запечатлел.

Разговоров, особенно первое время, только и было, что об училище. О практике, о теоретических занятиях, о товарищах, о комсомольской работе. Несколько раз заговаривал о том, что после ремесленного училища можно, мол, поступать в техникум, институт. Сказал, в общем, вроде бы безотносительно к себе, я же почувствовала: это его мечта. Он твердо решил поступать в вечернюю школу, хотя, конечно, одновременно учиться и в ремесленном, и в вечерней школе было бы нелегко. Но Юра всегда очень тянулся к знаниям.

Едва уехал после летних каникул в Люберцы — письмо: «Задуманное осуществил. Я теперь занимаюсь в седьмом классе Люберецкой вечерней школы». А в следующих письмах — известия об отличной учебе, да и в ремесленном тоже не отставал, наоборот — в первых рядах шел и по теории и по практике. Знаю, нелегко ему было. В одном письме он обмолвился, что заниматься приходится много. Когда в общежитии выключают свет, он выходит на лестничную площадку, доучивает там.

В вечернюю школу он пошел не один, еще двух товарищей сагитировал. Они так и держались втроем: Юра, Тимофей Чугунов и Саша Петушков. Помогали друг другу. Мне их дружба нравилась. Все трое закончили ремесленное с отличием, получили уважаемую рабочую специальность, были аттестованы на пятый разряд литейщика-формовщика. Да и седьмой класс в вечерней завершили неплохо, с похвальной грамотой.

Но вообще этот, 1950/51 учебный год был у Юры какой-то суматошный. Чем он только не увлекался, куда его только не тянуло: планы менялись постоянно. То пишет, что собирается продолжить учебу, то поступить на завод, то уехать в далекий город. Раз он нам написал, что ему предложили по окончании ремесленного училища поступать в Ленинградский физкультурный техникум, потому что он к этому времени был неплохим спортсменом, участвовал вместе с рабочими Люберецкого завода сельскохозяйственных машин в соревнованиях, занимал призовые места, награждался грамотами и вымпелами.

Читала письмо я, как всегда, вслух. Услышал Алексей Иванович о Юриных планах, помрачнел:

— Что же это за работа — бегать? Ты ему напиши, Нюра, что мужчине такое не к лицу.

Я попыталась объяснить Алексею Ивановичу, что он заблуждается. Хотела заступиться за сына, тем более что тот сообщал, что даже отборочные испытания уже прошел, экзамены вступительные выдержал на круглые пятерки (это место письма я Алексею Ивановичу не читала, решила прежде подготовить). Но муж уперся:

— Напиши, Нюра. Если он в моем совете нуждается, слова моего ждет, так вот оно: я не согласен! Пусть бегает или там во что хочет играет, если останется свободное время от нужных дел.