Слово наемника - [7]

В камере на колесах, как и в любой тюрьме, было скучно. Сквозь дыры в парусине однообразный пейзаж — редкие деревья, скалистые холмы, старые ямы углежогов, поросшие кустами. Когда-то в этих краях добывали железо, свинец, олово. С тех пор руды истощились, а из-за вырубленных деревьев пересохли речки. (Слышал, император приказал выращивать новый лес, но результатов пока не видно.) Редко где попадались небольшие овечьи стада. Пастухи при виде страшных фургонов торопились отогнать отары на безопасное расстояние.

Мы развлекались тем, что рассказывали друг другу всякие истории. Мои повествования о войнах были приняты вежливо, но не более того. Таких россказней можно наслушаться в любом трактире, да не в прозе, а в складных виршах миннезингеров. Их больше интересовали рассказы о странах, где удалось побывать. Кое-кто был уверен, что, кроме Швабсонии, больше земли нет, а если и есть, то населена чудовищами.

Рассказ о родине матери — древлянских княжествах, где мне пришлось побывать в детстве, был заслушан с огромным недоверием…

— Снегу, говоришь, по колено, а то и по пояс? — в задумчивости почесал всклоченную голову Вальрас, из-за чего она стала еще больше. — Бывает же такое! А чего они каждый день себя паром чистят? Такие грязные?

Жан удивлялся другому:

— Домики, а в них шкуры? Вот бы украсть… — загорелся щипач, услышав, что охотники оставляют на зиму драгоценные соболиные и песцовые шкуры в лесу, и никто это добро не берет.

Я рассказал парням и о разбойнике из Шервудского леса, умолчав лишь, что сам был в команде шерифа, которая его ловила.

— Эх, башковитый был парень! — завистливо вздохнул один из арестантов, услышав, как Локсли бежал из тюрьмы в бочке из-под вина.

— Враки! — авторитетно заявил другой. — Не смогли бы они доплыть. Потонет бочка!

Спорить и доказывать я не стал — за что купил, за то и продаю, а среди сокамерников возникла увлекательная дискуссия — утонула бы бочка или нет, если ее спустить на воду…

— Она же с воздухом! А с воздухом, как поплавок, на воде держится! — горячились одни.

— Да на хрен тот воздух! Толку-то от него? Если человека в бочку посадить, она кувыркаться будет и воды начерпает, — доказывали другие.

— Не будет кувыркаться, если вся тяжесть внизу!

— Если не закрыть бочку изнутри и щель оставить — зальет. Утоп бы твой Локсли.

— Если его повесили, значит, не утоп! — высказался Жан, и спор затих сам собой. Правильно, кому повешенным суждено быть, тот не утопнет.

Время от времени кто-нибудь заговаривал и о долине святого Иоахима.

— Самое хреновое — это увидеть в шахте белую лошадь! — пустился в рассуждения один из бывалых людей, уже несколько раз бегавший с каторги. Правда, не из долины Йоахима.

— Кого увидеть? Откуда в руднике лошади? — вытаращился на него Жан-щипач.

— Они ворот крутят, чтобы породу наверх поднимать, — сообщил другой «ветеран». — Только слепые, увечные.

— Ага, те самые, которых арестанты пользуют…

— Дураки! — обиделся «знаток». — Белая лошадь — это не лошадь вовсе, а минный дух. Если увидишь, скоро обвал будет. Дух, он копытом по своду вдарит, и все!

— Увидишь под землей лошадь — беги со всех ног! — развеселился Жан.

— А я вот другую историю слышал — о гномах. Рассказать? — предложил один из арестантов.

— Ясен пень, рассказать! — высказал общее мнение Жан.

— Жил рудокоп по имени Рувим, а по прозвищу Фраерман. Не тот Рувим, у которого кот рыбу таскал, а тот, у которого коза двухголового козленка родила. Фраерман неудачником был — мало того что козленок у него с двумя башками, так и серебра мог наковырять с козью какашку. Только на еду да на уголь хватало, а на то, чтобы самому приодеться да жену принарядить, — ни-ни! А жена у него — молодая, красивая. Терпела вначале, с хлеба на воду перебивалась, обноски донашивала, а потом надоело. Стала зудеть — если, мол, горняк из тебя никакой, так в углежоги иди или в охотники. Уголь — верная денежка, а охотник — тут тебе и мясо, и шкуры. А не то, мол, придется самой работать идти, передком деньги зарабатывать!

Рувим-рудокоп слушал да башкой мотал. И отец у него, и дед, и прадед — все они либо медь, либо серебро копали. Не хотел он ничем другим заниматься. Но перед бабой стыдно. А тут сказали ему добрые люди, что самый верный способ разбогатеть — гномов подкараулить. Гномы мелкие, но хваткие и во всяких горных делах любому маркшейдеру нос утрут да подотрут! И вот, ежели за карликами горными подсмотреть, то точно будешь знать, где серебро искать!

Фраерман полгода за гномами следил. Над ним все рудокопы смеялись. Решили, что совсем мужик спятил, потому что в гномов никто не верил. Если кто и видел, так по большой пьянке. Жена тем временем к охотнику жить ушла, а коза с голодухи сдохла! А может, и с горя, что козленок неладный уродился? А Фраерман и в ус не дует, знай себе карликов выслеживает! Гномов, однако, ни разу не встретил. Совсем уже отчаялся мужик, решил, что если за месяц ничего не найдет, то либо руки на себя наложит, либо в лесорубы пойдет. Но вот как-то ему в горах заночевать пришлось, и устроился он в заброшенной штольне. Только заснул, а тут — шум, лязг, шорохи. Ну Фраерман парень опытный и удары обушков, скрежет лопаты по камню да скрип колес от тачек ни с чем не перепутает. Вылез и тихонечко, на четвереньках, на шум пополз. Выполз, а тут… Факелы кругом горят — светло как днем и целая толпа карликов! Трудятся как проклятые — одни камни дробят, другие породу пустую откидывают, а третьи тачки увозят. «Ага! Вот в чем дело! — понял Фраерман. — Потому-то я гномов и не встретил раньше, что они по ночам работают, когда все честные люди спят!»