Словно распустившийся цветок - [30]

– Едва ли это можно назвать просто плаванием.

– Но вы же наверняка понимаете, каким разочарованием стал для семьи мой дядя.

– Я бы не рискнул назвать героя Опиумной войны разочарованием.

– В семье со столь давними ботаническими корнями его настойчивое желание посвятить себя всяким чудачествам…

– Например?

– Например… что?

– Вот и я спрашиваю себя об этом. В чем же заключались его предполагаемые чудачества?

– Предполагаемые? Вы что же, издеваетесь надо мною?

– Я всего лишь пытаюсь понять вас.

Я вздохнула:

– Он вырос с моей матерью и воспитывался в Эссексе. Судя по тому, что мне рассказывали, почти все время он проводил на реке.

– Едва ли это можно назвать чудачеством.

– А еще он построил лодку.

– Какая непристойная выходка.

– На которой плавал по окрестностям.

– Как и подобает настоящему моряку.

– А когда при поступлении в университет он выиграл стипендию, то отказался от учебы ради службы на флоте.

– Теперь понятно. И за этот недостойный поступок он был…

– Мой дед не разговаривал с ним много лет, а бабушка ни разу не написала ему, и он плавал где-то за морями, когда мои родители поженились.

– Полагаю, когда королева произвела его в рыцари за геройскую службу на благо своей страны, то…

– Тогда мы более не могли скрывать свое родство с ним.

Мистер Тримбл расхохотался.

– Не вижу здесь ничего смешного. – Протянув руку, я постучала по крышке стеклянного террария, и капелька влаги упала на листок орхидеи.

– Быть может, вам следует взглянуть на события прошлого с его точки зрения. Не слишком приятно считаться проклятием чьего-либо существования. Я могу судить об этом по собственному опыту.

– А мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь взглянул на происходящее с моей точки зрения. Меня силой заставляют отказаться от дела всей моей жизни. Неужели этого никто не понимает? Если отец и адмирал добьются своего, то мое поколение Уильямсов не оставит следа в анналах ботаники.

Пожалуй, я заговорила куда громче, чем собиралась, и обнаружила такую глубину чувств, о которой и сама не подозревала. К черту! Я сделала глубокий вдох:

– И я никогда не говорила, что адмирал стал проклятием семьи.

Мистер Тримбл открыл было рот, чтобы заговорить, но тут же закрыл его. На его лице отобразилось нерешительное выражение.

– В самом деле?

– После смерти матери он многое сделал для моего отца, и я не позволю относиться к нему пренебрежительно.

– У меня этого и в мыслях не было.

Мы действительно многим были обязаны адмиралу. Вплоть до настоящего момента я, пожалуй, даже не отдавала себе отчета в том, сколько он для нас сделал. Он вытащил отца из постели и заставил нас перебраться в Оуэрвич. Он стал для нас настоящим… спасением. Отчего я вдруг ощутила себя злобной эгоисткой по отношению к нему.

– Он просто не вписывается в наш порядок вещей. И не оправдал тех ожиданий, которые возлагала на него семья.

– Разве нечто подобное не случается с каждым из нас? Время от времени?

– Быть может, с вами это и случилось, но только не со мной. И никогда не случится. Я делаю именно то, чего от меня и ожидали.

– Но почему ожидания должны непременно оборачиваться обязанностями? Вот представьте на мгновение, что он повел себя именно так, как от него ожидала ваша семья. И кто бы тогда отвоевал Гонконг для королевы? Ни у кого не вызывает сомнений, что он был военно-морским гением своего поколения.

Неужели все это время я относилась к адмиралу совсем не так, как он того заслуживал?

А мистер Тримбл прочистил горло и продолжал:

– Должен признаться, что я не питаю особой любви к своему семейству. И я спрашивал себя, в чем же заключается мой долг перед ними, когда не пожелал подчиняться их диктату. Поэтому ваше мнение об адмирале в некотором роде открыло мне глаза. А заодно и изрядно встревожило, если позволите быть откровенным. Он – герой нашего времени, а вы, судя по всему, терпеть его не можете.

– Вы говорите так, словно чувствуете и себя паршивой овцой в собственной семье.

– Да, именно так я себя и чувствую. И вот я спрашиваю себя – если я предпочитаю лесную чащу лугам, если мне проще держать спину прямо, нежели карабкаться на вершину, то почему всю жизнь я должен виться вокруг ствола дерева? Почему я не могу жить так, как живет само дерево?

– Свой род и класс сменить невозможно, мистер Тримбл. Разве не этого вы хотите добиться? С таким же успехом можно попытаться спрятать свои корни и объявить себя совой. – Я подобрала ноги под себя, устраиваясь на стуле поудобнее. – Следовательно, ваша семья не одобряет вашего увлечения овцеводством?

– Нет.

– Она увлекается ботаникой?

– Нет. Они куда более склонны к излишествам и разврату, нежели к занятиям подобного рода. – Некоторое время он бесцельно перелистывал страницы журнала, прежде чем вздохнуть и сдаться. – Как вы полагаете, возможно ли изменить собственную натуру, мисс Уитерсби? Причем фундаментально? Самую ее суть?

– Вы вновь спрашиваете меня, способна ли виноградная лоза стать деревом?

– Полагаю, что так. – Он взглянул на меня, и между его бровями пролегла глубокая морщинка.

– Это представляется невозможным, не так ли? Даже те растения, которые порой считают новыми видами, зачастую представляют собой лишь разновидность старых и подвержены мутациям к исходному виду.