Словенская новелла XX века в переводах Майи Рыжовой - [91]
Нежка поглядывала на солнце и тихонько смеялась. Ей было приятно, что ее не забыли. Она смотрела на мир жадными глазами. Да, она поступит в няньки на новое место. Только бы попались добрые хозяева и хорошие дети. Тогда и она будет вовсю стараться.
Юш Козак (1892–1964)
Летающий ангел
Душный, знойный вечер, ни ветерка. Липы у реки не шелохнутся. Перед домом Медьевых дети поливают водою пыль, чтобы можно было строить замки и копать тоннели.
В это время на дороге появился молодой человек с огромным бумажным свертком под мышкой и направился в сторону реки. Не обращая внимания на людей, на визги ребятишек, он с любопытством рассматривал дома. Стоящие в дверях женщины молча окидывали его оценивающим взглядом. Кем он может быть? Наверняка бродяга, оборванец. Ишь какой смуглый! Итальяшка, не иначе. А парень медленно переходил от дома к дому, словно ни один из них ему не приглянулся. Наконец он остановился у забора Цунаревых и, размотав сверток, принялся наклеивать на потемневшие доски большую афишу. Ребятишки, вытягивая шеи, сгрудились у него за спиной. Закончив работу, незнакомец отступил на шаг, чтобы окинуть взглядом дело своих рук, улыбнулся мальчишкам, столпившимся у яркой афиши, и пошел дальше.
Медьев Дизма и Фрголинов Пик протиснулись к забору и громко прочитали:
— Цирк Беллини, ежедневно парад-алле… сорок лошадей…
Младшие слушали, затаив дыхание.
— …Обезьяны, львы… слоны… Жонглеры и акробаты… Шпиридоновы, летающие ангелы… всемирно известный аттракцион…
Фрголинов Пик так тряхнул головой, что взметнулись его пышные кудри. Обернувшись к мальчикам, он важно произнес:
— Ребята, завтра утром все собираемся на лугу, там поставят цирк.
Дети ждали, что скажет Медьев Дизма, который был на год старше девятилетнего Пика и всегда верховодил. А Дизма все изучал афишу. Серые любознательные глаза из-под длинных ресниц жадно разглядывали картинки. В эту минуту на крыльце раздался протяжный свист, которым отец обычно звал сыновей к ужину. Быстро обернувшись, Дизма свистнул в ответ и с жаром пообещал:
— Обязательно пойдем! Сбор перед нашим домом!
Отец был не в духе, во время ужина он то и дело покашливал и почесывал за ухом, — дети знали, что в таких случаях лучше с ним не заговаривать. Дизма ел молча, перед глазами у него мелькали, сменяя друг друга, картинки с афиши. Он украдкой косился на отца, ему очень хотелось во всеуслышание объявить, что приезжает цирк, какого в их городе еще никогда не бывало. Но он так и не решился, колючие отцовские глаза, казалось, ничего не видели вокруг. Кончив есть, Медья засмотрелся в окно. Оба мальчика беспокойно ерзали на своих стульях, им было трудно усидеть молча.
— Фице! Изволь завтра хорошо себя вести, и ни шагу со двора! — проговорил в конце концов отец, поднимаясь из-за стола. — В Моравчах ярмарка, я там пробуду до вечера. — Он говорил это младшему сыну, а взглядом грозил старшему, к которому никогда не обращался, если бывал в плохом настроении. Все, что отец вполголоса выговаривал Фице, было адресовано старшему, главарю заречных сорванцов.
Едва за отцом закрылась дверь, как оба мальчика принялись скакать по комнате, потирая от радости руки. У Дизмы весело искрились глаза — теперь-то он знал, что завтра утром они смогут пойти куда захотят, и не надо будет делать это тайком. Служанка ничего не скажет, а отец вернется только к вечеру. Фице зажимал ладонями рот, чтобы не засмеяться вслух. Его большие черные глаза доверчиво смотрели на старшего брата, который на радостях дал ему щелчка по коротко остриженной голове.
— Думаешь, отец пойдет с нами в цирк?
Дизма убежденно ответил:
— Он еще не пропустил ни одного заезжего цирка. Погоди, пусть лучше сам узнает. А теперь иди спать, а то разозлится.
Фице неохотно послушался. А Дизма выскользнул во двор и, тихонько приоткрыв калитку, остановился перед афишей. В сумерках картинки разглядеть было трудно. Мальчик мысленно восстанавливал их. Старый лев, скачущий через обруч, зарычал и разинул пасть. Рядом с ним в клетке — одетый в узкие гусарские рейтузы укротитель, он поднял бич и ударил льва. У Дизмы сжалось сердце. В другом углу афиши выстроились слоны; они шевелили ушами и вытягивали хоботы. Внизу под ними господин во фраке, помахивая снятым цилиндром, держал на голове высокую лестницу. На верхней ступеньке, зацепившись за нее только одной ногой и одной рукой, повисла в воздухе тоненькая девочка. Дизме показалось, что лестница под ней дрожит.
У себя во дворе мальчики пробовали носить длинные шесты на ладони, палки на носу — но чтобы так!.. Дизма долго думал об этом удивительном искусстве. Летающих ангелов он даже не заметил. Вокруг было тихо, на дворе — ни души. Он осторожно прокрался мимо хлева к лестнице, со страхом озираясь по сторонам. Впечатлительному мальчику чудилось, будто он окружен невидимыми существами, — отец рассказывал, что они гуляют по ночам во дворе. На четвереньках взобрался он по лестнице, ему все казалось, будто кто-то невидимый вот-вот схватит его за ногу или за руку. Только скорчившись на постели под одеялом, он наконец спокойно перевел дух.
Широкий луг за железной дорогой был уже залит солнцем, когда сюда примчалась ватага босоногих мальчишек. Цирк приехал! На обсаженной деревьями дороге, что вела к лугу, стояли кибитки и фургоны, там, видно, что-то варилось. Окна были завешены, растрепанные ребятишки с криком гонялись друг за дружкой вокруг фургонов. Иногда на ступеньках показывались полуодетые женщины. Маленькая обезьянка с визгом забралась под самую крышу фургона, скаля оттуда на мальчишек острые зубы, — оказывается, Пик исподтишка ущипнул ее за хвост. Фице, разинув рот, глазел на зеленого попугая. Дизма поднялся на колесо и заглянул в неплотно занавешенное оконце. Посреди кибитки стояла девочка-подросток, пытаясь спросонья пригладить свои пышные волосы. Не подозревая, что за ней кто-то наблюдает, она раскинула гибкие руки, широкая рубашка соскользнула, приоткрыв белые плечи. У Дизмы занялся дух, он судорожно уцепился за кибитку и глядел, боясь шелохнуться. В горле у него пересохло. Девочка, наверное, только что встала с постели: запрокинув за голову руки, она осматривалась по сторонам. Когда она слегка наклонилась, Дизма увидел белое лицо и алые губы. В этот миг черные глаза приметили его. Девочка вскрикнула, из кибитки выскочил толстопузый человек с тяжелой палкой в руках. От неожиданности Дизма свалился на землю, но тут же вскочил и бросился наутек вслед за другими мальчишками. Фрголинов, удирая, показывал толстяку язык. Отбежав подальше, ребята обступили Дизму:
Книга представляет сто лет из истории словенской «малой» прозы от 1910 до 2009 года; одновременно — более полувека развития отечественной словенистической школы перевода. 18 словенских писателей и 16 российских переводчиков — зримо и талантливо явленная в текстах общность мировоззрений и художественных пристрастий.
Опубликованы в журнале "Иностранная литература" № 5, 1976Из рубрики "Авторы этого номера"...Публикуемые рассказы взяты из собрания сочинений писателя (Zbrani spisi, Ljubljana, тома: IV— 1926 г., XVIII— 1935 г.).
Этот сборник расскажет вам о жизни ребят в довоенной Югославии, об их борьбе с жизненными трудностями, требующими от человека находчивости, мужества и решимости.Вы узнаете о том, как ребята помогали своим отцам и братьям в борьбе за национальную независимость (об этом прекрасно рассказывает в своей повести «Черные братья» выдающийся словенский писатель Франце Бевк), активно участвовали в забастовках и стачках (об этом вы сможете прочесть в повести Д. Маловича), об их дружбе, бескорыстном стремлении к добру и справедливости — этими чувствами руководствуется мальчик Перо, герой повести крупнейшего детского писателя Хорватии Мато Ловрака, создающий в селе свой отряд.
Из богатого наследия видного словенского писателя-реалиста Франце Бевка (1890—1970), основные темы творчества которого — историческое прошлое словенцев, подвергшихся национальному порабощению, расслоение крестьянства, борьба с фашизмом, в книгу вошли повести и рассказы разных лет.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
Роман «Левитан» посвящен тому периоду жизни писателя, что он провел в тюрьмах социалистической Югославии. Сюжет основывается на реальных событиях, но весь материал пропущен через призму творческого исследования мира автором. Автобиографический роман Зупана выполняет особые функции исторического свидетельства и общественного исследования. Главный герой, Якоб Левитан, каждый день вынужден был сдавать экзамены на стойкость, веру в себя, честь. Итогом учебы в «тюремных университетах» стало полное внутреннее освобождение героя, познавшего подлинную свободу духа.
Словения. Вторая мировая война. До и после. Увидено и воссоздано сквозь призму судьбы Вероники Зарник, живущей поперек общепризнанных правил и канонов. Пять глав романа — это пять «версий» ее судьбы, принадлежащих разным людям. Мозаика? Хаос? Или — жесткий, вызывающе несентиментальный взгляд автора на историю, не имеющую срока давности? Жизнь и смерть героини романа становится частью жизни каждого из пятерых рассказчиков до конца их дней. Нечто похожее происходит и с читателями.
«Ты ведь понимаешь?» — пятьдесят психологических зарисовок, в которых зафиксированы отдельные моменты жизни, зачастую судьбоносные для человека. Андрею Блатнику, мастеру прозаической миниатюры, для создания выразительного образа достаточно малейшего факта, движения, состояния. Цикл уже увидел свет на английском, хорватском и македонском языках. Настоящее издание отличают иллюстрации, будто вторгающиеся в повествование из неких других историй и еще больше подчеркивающие свойственный писателю уход от пространственно-временных условностей.
«Легко» — роман-диптих, раскрывающий истории двух абсолютно непохожих молодых особ, которых объединяет лишь имя (взятое из словенской литературной классики) и неумение, или нежелание, приспосабливаться, они не похожи на окружающих, а потому не могут быть приняты обществом; в обеих частях романа сложные обстоятельства приводят к кровавым последствиям. Триллер обыденности, вскрывающий опасности, подстерегающие любого, даже самого благополучного члена современного европейского общества, сопровождается болтовней в чате.