Словарь запрещенного языка - [79]

    — У тебя Шапиро есть? — спрашивал один учитель у другого.

    — Опять Шапиро увел кто-то, — сетовал другой.

    В 1971 г., подхваченный волной еврейского национального всплеска, я пошел учить иврит к своему первому учителю, ставшему впоследствии моим близким другом, Исраэлю Палхану. Не надо говорить, что у меня на полке к этому моменту стоял невостребованный еще словарь Шапиро, который пошел немедленно не только в ход, но и по рукам, к тем из наших соучеников в группе, кто его не имел.

    Словарь Шапиро составил для меня стартовый трамплин на долгом моем пути учителя еврейского языка, истории и словесности и еврейского общественного деятеля, в которого я превратился после Перестройки.

    Хочется сказать еще и вот о чем: наверное, именно благодаря Феликсу Львовичу за древним еврейским языком в русском языке закрепилось именно это новое название — иврит. Закрепилось не так просто, до сих пор еще раздаются голоса, призывающие к пересмотру этого словоизбирательного решения. Наиболее серьезный из них принадлежит известному грузинскому семитологу академику Церетели. Он считает, что иврит надо называть просто еврейским языком, потому что ведь не называем мы по-русски английский язык инглишем, а французский — франсе. На возражения, что, дескать, еврейским языком в СССР в 20—30 годы называли идиш, он отвечает, что идиш — язык не еврейский, а ашкеназский, т.е. только части еврейского народа, а подлинно еврейский язык — только семитский.

    Словарь Шапиро был в подлинном смысле слова эпохальным явлением, он создал стиль, терминологию, вкус для наиболее яркого и интересного поколения

советских евреев, тех, кто в потрясающем порыве смогли своей преданностью забытому ими наследию и любовью к ивриту пробить казавшуюся непробиваемой стену советской власти. Имя Феликса Львовича Шапиро по праву стоит в числе первых провозвестников этой славной и удивительной эпохи в истории еврейского народа в России.

    Словарь не только увековечил Феликса Львовича, но и продлил его жизнь.

    В день его стодвадцатилетия мы к нему обращаемся:

    — Мы любим Шапиро!

    — Нам нужен Шапиро!

СЛОВАРЬ ШАПИРО

                           Зеэв Шахновский, Иерусалим

    Конец 60 — начало 70.

    Иврит. Первые учителя. 13 уроков Моше Палхана. Хумаш Бэрэшит. Книги — случайный набор — старые издания — например, «Робинзон Крузо» на иврите, несколько израильских — «Хагальгаль Хахамиши» М. Шамира, и еще, и потом все больше и больше. И мы уже свободно читаем, и во встречах с израильтянами убедились, что и разговариваем на иврите свободно. И через весь этот не слишком упорядоченный методический процесс проходит одна книга, которая вышла в свет в России в середине 60-х, как бы специально для нас, в награду за наше будущее желание овладеть своим языком — Иврит-русский словарь Ф.Л. Шапиро. Совершенно удивительно, что власти разрешили его издать, и он вышел в свет так вовремя, ему пришлось нас ждать совсем немного. Словарь Шапиро был для нас островом уверенности в море разнообразной литературы на иврите. По нему мы учились и сверяли свои знания. И дело не в том лишь, что он был единственной книгой, выпущенной для нас. Нам повезло — это, по-моему, и очень хороший словарь, я не знаю до сих пор другого иврит-русского словаря, который был бы выполнен с такой культурой. И, как справедливо заметил мой друг Леня, мы ведь и до сих пор сверяемся по нему, встретив какое-нибудь «заковыристое» слово.

МОИ ВСТРЕЧИ С ИВРИТОМ

                                          Арие Шенкар

    За годы жизни в Советском Союзе мне трижды пришлось столкнуться с ивритом.

    Первый раз в 16 лет, будучи учеником 9 класса, когда я не знал, что иврит — это иврит (я и слова такого не слышал). Я — сын советского адвоката и внук частного поверенного. Родители воспитывали меня в советском духе, в полном отчуждении от еврейской культуры. А мне было обидно, что представители всяких больших и малых народов бодро говорят на своих нацязыках, а я — ни бум-бум.

    Отец решил не портить мне «хороший русский язык» и говорил с матерью на идиш, чтобы я не понял, о чем идет речь. Другие дети именно поэтому освоили идиш, ну а мне, поскольку вообще языки не давались (они до сих пор мне не даются — русский и иврит не в счет), идиш остался заветной мечтой. Я просилу отца помощи, но он каждый раз уходил в сторону под различными предлогами.

    В конце концов мне это надоело, и в 9 классе я пришел в синагогу просить учителя еврейского языка. Почему в синагогу? Во-во, вот и габай Московской хоральной синагоги спросил меня то же самое. «Молодой человек, поймите, синагога — это не общество по распространению политических и научных знаний». Ая задолдонил в ответ, что если бы я хотел изучать английский, немецкий, французский, наконец, испанский, я бы подошел к «Мосгорсправке» и быстро бы нашел себе учителя, но еврейский?

    Сейчас я вспоминаю этого габая. Смотрел он на меня и, наверное, думал: «Дурак — не дурак, и умным тоже не назовешь. То ли умничает, то ли придуривается. Для стукача — молод, а впрочем, черт его знает». (Следует помнить, что был 1948 год).