Словарь запрещенного языка - [69]
Словарь в России — больше, чем словарь. Если это словарь иврита...
Я помню, когда я увидел этот словарь первый раз. Показали мне его в «нормальной» советской еврейской семье, как главную реликвию. Словарь был завернут в целлофан, а поверх оного — в белую бумагу, так что производил впечатление розового свежеспеленутого младенца. Нижайшая просьба дать мне его на, скажем, месяц домой была не то чтобы отвергнута — с тем же успехом я мог попросить Лувр одолжить мне оригинал картины Матисса, чтобы я повесил ее в своей кухне. Здесь этот словарь не читали — на эту Книгу молились.
Словарь в России — больше, чем словарь. Если в жизни еврея это первая еврейская книга...
Прошло время, и я познакомился с другими евреями, для которых словарь Ф.Шапиро был уже не реликвией, а хорошим другом. Были это преподаватели иврита (сейчас надо было бы сказать — «подпольные преподаватели», но, насколько я помню, никто из нас не пользовался тогда этим термином). Называли его за глаза коротко, по фамилии: «У тебя есть Шапиро?», «Проверь по таблице в Шапиро», «Шапиро пишет, что только женский род» и т. д.
Словарь в России — больше, чем словарь. Для преподавателя иврита в доперестроечные годы — это все...
И если сегодня я, мои ученики, их ученики, ученики других преподавателей — тех, кто были для меня мэтрами, и тех, для кого мэтром неожиданно оказался я сам — мы здесь, говорим, читаем и пишем на иврите, реализуя заветное «Ам эхад — сафа ахат! Егуди, дабер иврит!» — скажем спасибо и светлой памяти того человека, которого мне не посчастливилось узнать лично — Феликса Львовича Шапиро. Ибо он был первый, кто понял это:
«Словарь в России — больше, чем словарь...»
МНЕ ПОВЕЗЛО
Сергей Гурвин
Я начал учить иврит в 1967 году, за несколько месяцев перед Шестидневной войной. Я не любил учить языки и не имел к этому способностей. Вскоре мне принесли самоучитель по ивриту, из Израиля (автор Шломо Кодеш). Я стал его просматривать и понял, что это и есть настоящий еврейский язык, который я хочу учить и знать. Я буквально выучил весь этот самоучитель и даже стал что-то читать сам. Но этого, конечно, было мало.
Вскоре я познакомился с группой молодых евреев, которые тоже как-то учат иврит или хотят его учить. Это были Лева Каневский, Яша Черный, Иосиф Бегун и многие другие. Мы решили собираться вместе и учить иврит.
Прошел слух, что в каком-то книжном магазине можно просто так купить прекрасный иврит-русский словарь. Я не поверил, но пошел в этот магазин (кажется, это был магазин академкниги), и действительно там продавался словарь Шапиро. Мне очень повезло, потому что скоро этот словарь полностью исчез из магазинов.
Трудно представить, как можно было бы учить иврит в Союзе без этого словаря. По-моему, это было бы невозможно. Небольшого количества самоучителей, маленьких словарей и других книг было совершенно недостаточно.
Я помню, что позже, когда появилось много групп по изучению иврита, словарь Шапиро фотографировался и размножался как самиздат. Еще одна очень важная деталь: в этом словаре была грамматика иврита, очень хорошо написанная проф. Б. Гранде. Я думаю, что даже лучше, чем в учебниках иврита, которые нам привозили из Израиля.
В общем, вспоминая эти времена, я не понимаю, каким образом в Советском Союзе был издан этот словарь.
И тираж был довольно значительный, потому что словарь был у многих людей.
Можно с уверенностью сказать, что вклад этого словаря в возрождение еврейской жизни и в изучение языка иврит в Союзе был огромный.
В 1972 году мы получили разрешение на выезд в Израиль. Все еврейские книги, в том числе и словарь Шапиро, я раздал приятелям, которые оставались в Москве. Не помню, кому я отдал мой словарь, но уверен, что он там продолжал приносить большую пользу. В Израиле я снова купил себе словарь Шапиро, изданный уже в Израиле. Должен сказать, что до сих пор я продолжаю им пользоваться, несмотря на то, что за годы, прожитые в Израиле, иврит стал для нас родным языком. Наши четверо детей практически не говорят по-русски, и мы с ними разговариваем только на иврите. Тем не менее, когда попадается непонятное слово, я знаю, что самое правильное его значение я всегда найду в словаре Шапиро. Добрая память его автору!
ВСПОМИНАЮ
Володя Золотаревский
Летом 1970 г. я закончил мехмат и по распределению попал в Мосгортранспроект. Это было одним из тех открытых мест, куда еврею можно было попасть. Представителем этой проектной организации был Карл Малкин, усердно уговаривающий евреев пойти к нему, соблазняя библиотечным днем и другими льготами.
Я думаю, что это он делал сознательно, с определенными намерениями.
Во время перекуров братья Малкины и Леня Иоффе говорили о языке иврит, обсуждали вопросы, связанные с преподаванием.
Я давно хотел знать свой язык и быстро согласился его учить. Итак, моим первым учителем осенью 1970 г. был Саша Малкин, а через несколько месяцев Саша получил разрешение и уехал в Израиль. Нашу группу взял Леня Иоффе, к нам присоединился Дан Рогинский и Боря Айбиндер. Вскоре я познакомился с Володей Престиным и Пашей Абрамовичем. Беседы с ними и полученная литература оказали на меня большое влияние. Я помню огромное впечатление от книги «Фельетоны» Жаботинского.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.