Словарь для Ники - [17]

Стиснутый потными телами, я старался отстраниться, старался уловить слабое дуновение воздуха, чуть долетавшее из открытых окон трамвая.

Вдруг ощутил‑кто–то лазит по карманам моего сползающего с плеч пиджака.

Отпустив петлю, я исхитрился несколько вздёрнуть его обратно на место. И в этот момент увидел чью‑то руку с моим

бумажником. Она принадлежала улыбающемуся мне в лицо высокому человеку с золотым зубом   —    «фиксой».

Бумажник исчез. Вор продолжал неторопливо шарить по карманам, все так же гипнотизируя меня своей улыбкой. — Что вы делаете? — стесняясь, спросил я. Хотя и так было понятно, что он делает.

Вор все с тем же доброжелательным выражением лица шепнул:

— Молчи громче…

Я попытался схватить его за руку и понял, что не столько плотная масса людей мешает мне сделать это, сколько страх получить удар ножом.

И все же я закричал: «Граждане, меня грабят!»

Люди отводили взгляд, гомон вокруг смолк. Я понял   —   никто не поможет, не вступится. Наглое зло торжествовало на глазах у всех. Вор крал у меня веру в человеческую солидарность, и это потрясло меня, как если бы из атмосферы Земли разом исчез кислород. Впервые я осознал, насколько человек может быть одинок среди себе подобных…

На следующей остановке вор первым выскользнул из вагона.

— Бегите! Бегите за ним! — словно проснувшись, раздвинулись передо мной пассажиры   —   Зовите милицию!

Я вышел. Тем более, без документов ехать на завод становилось бессмысленно.

Кроме бумажника из пиджака исчезла авторучка, и даже пачка сигарет.

Когда я нашёл отделение милиции и меня усадили писать заявление о краже, я обнаружил на руке отсутствие часов.

Прочитав заявление, дежурный спросил:

— Сколько ещё предполагаешь быть в нашем городе? — Неделю.

— Позвони дней через пять. Денег не вернёшь. А документы подкинут.

…Документы действительно подкинули. Я получил в милиции паспорт, командировочное удостоверение. И покинул Днепропетровск, так и не разобравшись с проблемами изготовления космических ракет.

ВОРОБЕЙ.

Только что над Киевом отшумел летний ливень. И опять засияло солнце.

Из‑под навеса кафе «Кукушка» официант принёс мне сухой стул, и я сел у одного из пластиковых столиков с поваленной ветром вазочкой, откуда вывалились измокшие салфетки. Ждал, пока принесут кофе и бутерброд с сыром.

Вокруг с высоких кустов и деревьев срывались сверкающие капли. Отсюда, с кручи, далеко внизу в разрывах буйной зелени сверкал Днепр.

От сверкания мокрой листвы, капели, Днепра ломило глаза. Оглушительно чирикали воробьи.

…Я пил кофе, начал было есть бутерброд, когда, обдав трепетным ветром крылышек, мимо лица на столик спланировала стайка воробьёв.

Птахи нетерпеливо подпрыгивали, подлетали, чуть ли не ко рту.

Я подумал о том, что они привыкли здесь кормиться, а сейчас, кроме меня, посетителей нет. Разломил остатки бутерброда, бросил им на столик. Самые большие куски ухватили клювиками самые наглые и стремглав полетели с ними куда-то в укромные места. Остальные суетились вокруг крошек.

Один их воробышков все подскакивал к корму, но ему ничего не доставалось. И тут, видимо, прознав о дармовом угощении, налетела ещё одна банда, чтобы доклевать всё подчистую.

Мой воробышек бессильно прыгал по краю столика. Похоже, этот праздник жизни оказался не для него.

Я заказал ещё один бутерброд.

Боясь, что воробышек улетит, не поев, торопливо насыпал целую гору крошек поближе к нему.

Захотелось изловить его, унести с собой, кормить и беречь. Поймать птичку не составляло труда. С детства знаю, как ловить воробьёв без особых подручных средств. Но воробьи неволи не терпят. И потом, я был здесь, в Киеве, в командировке. Одинокий человек в гостиничном номере — куда бы я его дел?

Почему‑то не хотелось уходить из кафе, вообще уезжать из Киева. Вспомнил, как колотится сердце воробья, когда его поймаешь, зажмёшь в ладони.

Мой воробышек ел, насыщался, попивал воду из лужицы на столе.

…А в это самое время где‑то здесь, в этом самом городе, бегала, прыгала, подрастала не очень‑то счастливая в семье и в классе одиннадцатилетняя девочка   —   моя будущая жена и твоя мама Марина.

Как подумаешь сейчас, сколько ещё до неё, до встречи с Мариной, оставалось жить…

ВОСПОМИНАНИЕ…

Ночной ветерок пронизывает ковбойку. Я подмёрз, но упрямо торчу рядом с вахтенным матросом на носу пассажирского корабля. Мне пятнадцать лет.

Вахтенный время от времени разворачивает прожектор вправо–влево. Мы вместе вглядываемся в волнующуюся поверхность вод   —   не показалась ли мина. Совсем недавно кончилась война. Черное море ещё полно плавучей смерти.

За ночь в луч прожектора попала только одна мина, и её расстреляли с капитанского мостика.

…Ощущение начавшейся взрослой жизни, настоящей опасности. Восторг.

ВОССТАНИЕ.

Сторонись любых толп, Ника. Близко не подходи!

То ли бактериями безумия, то ли массовым гипнозом кто-то мгновенно заражает скопления людей. Заражает каждого. И вот уже нет отдельного человека, есть безумная масса, готовая слепо ринуться за тем, кто её поведет…

Так начинаются погромы, поджоги, убийства.

Совсем молодым парнем я остановил в станице Клетской сотенную вооружённую толпу восставших казаков. Не дал совершить расправу над ни в чём неповинными людьми.