Слова Гуру - [2]

Гуру поджидал меня в Инвуд-Хилл Парке.

— Ты опоздал, — упрекнул он.

— Не слишком опоздал, — возразил я. — Я же знаю, что никогда не бывает слишком поздно для таких вещей:

— Откуда тебе знать? — резко спросил он. — Это же твой первый раз!

— А может быть, и последний, — ответил я. — Мнё это не нравится. И если из второго раза мне будет нечему научиться, я больше сюда не приду.

— Но ты не знаешь, — сказал он, — ты просто не знаешь, на что это похоже — голоса, и тела, лоснящиеся от умастившего их танцующего пламени, и этот поглощающий ритуал! Ты не сможешь представить себе все это, пока сам не примешь участие…

— Посмотрим, — прервал его я. — Прямо отсюда мы сможем отправиться?

— Конечно, — ответил Гуру. Он научил меня нужному слову, и мы вместе произнесли его.

Место, в которое мы попали, было освещено красными огнями, и, кажется, там были каменные стены — сплошная скала. Хотя, конечно, «там» нельзя было видеть по-настоящему, так что огни только казались красными, и камня настоящего там тоже не было.

Когда мы шли к огню, некто остановил нас и спросил:

— Кто это с тобой? — и назвал Гуру другим именем. А я и не знал, что Гуру был еще и тем, кого так звали, ведь это было очень могущественное имя.

Гуру искоса взглянул на меня и ответил:

— Это Питер, о котором я много рассказывал. Тогда она (а это была «она») посмотрела на меня и протянула блестящие от масла руки.

— Ах, — сказала она мягко, как кошки, когда они говорят со мной по ночам. — Ах, Питер! А ты придешь ко мне, когда я позову? Станешь звать меня по ночам, когда будешь один?

— Прекрати! — оборвал Гуру, сердито отталкивая ее с дороги. — Он еще очень юн — ты можешь испортить его, и он не сгодится для своего дела!

А она проверещала нам вслед:

— Гуру и его ученик — хороша парочка! Эй, мальчик, учти, что он не более реален, чем я, — ты единственный, кто реален здесь!

— Не слушай её, — пробурчал Гуру. — Она не знает, что говорит. Все они безумны, когда приходит это время…

Мы подошли к огням и сели на камни. Те, кто были вокруг, убивали зверушек и птиц и проделывали разные вещи с их телами. Кровь собиралась в большой каменной чаше — и они передавали ее из рук в руки. Соседка слева сунула ее мне.

— Пей, — сказала она и ухмыльнулась, показав прекрасные белые зубы. Я отпил два глотка и передал чашу Гуру.

Когда каждый отпил из чаши, мы все разделись. Правда, некоторые, как, например, Гуру, не носили никакой одежды, но на многих одежда была. Та, что сидела слева, придвинулась и тяжело задышала прямо мне в лицо.

— Скажи ей, чтобы она прекратила. Гуру, — попросил я. — Это не входит и ритуал, я знаю.

Гуру сказал он что-то резкое на их языке, и она отошла, ворча и огрызаясь.

Потом мы все начали петь, хлопая в ладоши и ударяя себя по бедрам. Одна из них медленно поднялась и тоже очень медленно обошла вокруг огней. При этом она дико вращала глазами, щелкала челюстями и так размахивала руками, что я слышал, как хрустят ее суставы. Медленно переставляя ноги, шаркая подошвами о камни, она прогнулась назад — до самого пола. На ее животе выступили мышцы, и масло стекало по коже. Когда ее ладони коснулись пола, она упала, извиваясь, и вплела в размеренное пение хора тонкое, протяжное завывание. А мы все пели и хлопали.

Вторая сделала то же, что и первая, и для неё мы пели громче, а для третьей — еще громче. Мы все еще пели и хлопали, а одна из первых двух подняла третью, положила на алтарь и взмахнула каменным ножом. Свет огня блеснул на обсидиане. Когда вся её кровь стекла по желобку внутрь алтаря, мы прекратили пение, и огни погасли.

Но мы всё равно видели всё, что происходит, — потому что на самом деле ничего не происходило, это только казалось, что оно происходит; точно так же все люди и вещи там только казались тем, чем казались. Я один был реальным. Наверно, поэтому я и был так нужен им.

И когда последний из огней умер. Гуру взволнованно прошептал:

— Явление!

Он был очень растроган.

Из лужи крови третьей танцовщицы восстало Явление. Оно было выше всех здесь, а когда заговорило, Его голос был самым громким и глубоким; и все повиновались Ему.

— Пустите кровь! — велело Оно, и мы кололи и резали себя осколками камня. Оно улыбнулось и показало зубы — самые острые, большие и белые. Острее, больше и белее, чем у любого здесь.

— Пустите воду! — велело Оно, и мы все плюнули друг на друга. Оно хлопало крыльями и вращало глазами — и Его глаза были больше и краснее, чем у любого здесь.

— Пустите огонь! — велело Оно, и мы дышали огнем на свои тела. Оно топало ногами и испускало из пасти ревущие синие огни, и огни те были ярче и неистовей, чем у любого здесь.

Потом Оно вернулось в лужу крови, а мы вновь зажгли огонь. Гуру смотрел прямо перед собой; я потянул его за руку. Он поклонился, будто мы этой ночью еще не виделись.

— О чем ты задумался? — спросил я. — Пойдём отсюда.

— Да, — тяжело ответил он. — Пойдем. — И мы произнесли слово, которое вернуло нас домой.

Первым, кого я убил, был брат Пол — в школе, куда я пошёл, чтобы узнать то, чему не учил меня Гуру.

Это было меньше года назад — но теперь мне кажется, что это было очень-очень давно. С тех пор я убил много людей.