Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб - [46]

— Вы хотите, чтобы я уже здесь сейчас впала в истерику? Вот увижу фашистов, тогда…

— Да нет, не то. Они твои освободители, а ты кипишь недовольством, обидами по отношению к нам.

— Погодите, погодите, товарищ Ян, — скопировала Ольга его манеру разговора, — но не все сразу. Ненависти как таковой я наберусь, успею, посмотрю, что от Смоленска осталось и использую свои чувства как надо в разговорах с ними. Вы что хотите, чтобы я вас сейчас в оборот взяла за своих родителей? Так вы меня отправите не в бой на запад, а в лагерь на восток, — вдруг выкрикнула Ольга.

Ян опешил. Такого замыкания, такого выброса искр, всплеска эмоций он не ожидал. «Так вот она какая! Вулкан в засаде. А что если… А что, если родители перетянут, ведь это может случиться? Теоретически, а? Я ошибся? Ошибаются и не такие деятели. Тогда конец мне. Восток мне светит. Да черт со мной! Идея скомпрометируется. Выходит, если родители там… то детям не верить? Одна несправедливость порождает другую? Но в конце концов у нее муж, ребенок. Нашел! Она же туда идет жизнь отдать за Родину, за Сталина! За родителей, за тебя, за всех нас кабинетных стратегов, за писарей, так сказать». Почему-то в уме проскользнула фраза о том, что писарей и блядей Петр I при построениях распоряжался ставить на левом фланге. В последних рядах. На правом те, кто в бой идут. Она идет в бой, и надежд, что останется живой, мало до ничтожности, до призрачности. То, что сейчас ты мусолишь здесь, на теплой даче — одно, а она там, эта бедная девочка, окажется щепкой в мутном потоке войны, беженцев, оккупантов, в незнакомой Латвии, неизвестном ей образе жизни. Ты толкуешь ей о том, чего сам не знаешь. Если бы увидеть все своими глазами, посмотреть на оккупационные порядки, а потом учить этих мальчишек и девчонок. Завтра же пойду к начальству, пусть дадут возможность мне и подчиненным поехать и подопрашивать пленных, может окажется и кто-то из бывших в Риге. Почему бы и нет?..

— Не надо волноваться, Ольга, — сказал он мягко. — Я к тому, что ты очень серьезна, вдумчива, ты доброволец, ты ненавидишь фашистов, ты кроме советской власти ничего не видела, пела всю жизнь советские песни, понимаешь? Там же тебе надо перевоплотиться. Сыграть роль обиженной, беженки, ограниченной вздорной бабенки, истеричной, в меру истеричной, — поправился он, — с тем чтобы тебе поверили. Вообще-то, тебе с твоими данными надо было идти в партизанский отряд. Придет время — будут они и в Латвии. Там все ясно: врага увидал — действуй, как командир приказал. Здесь же ты будешь одна, по крайней мере первое время…

— Товарищ Ян, — подняла она на него повлажневшие глаза и тронула рукав его пиджака, — вы не волнуйтесь, я выполню все, но не могу же я сейчас, здесь, вот так сразу переделаться в эту самую, как вы выразились, вздорную бабенку! Я же не актриса, — и она, улыбнувшись, напомнила: — Вы же говорили в прошлый раз, что расскажете мне о моих задачах.

Ян вздохнул. То ли это прикосновение его тронуло, то ли ее слова, чтобы он не волновался, то ли по мере приближения срока ее заброски возникла мысль о том, что этот воробушек там навоюет. «Ладно, курс намечен, надо выдерживать направление движения!» Он достал и разложил на столе огромный план Риги с изображенными на нем чуть ли не каждым домом, во всяком случае с ясно видимыми кварталами домов, разместил это бумажное разнолоскутное одеяло так, чтобы на поверхности стола оказался центр города, и принялся объяснять.

— Не будем загадывать многого. Основная твоя задача — благополучно добраться до Риги, обосноваться там на жительство, мы подчеркиваем — на законных, легальных основаниях. Поселишься или у сестры своей двоюродной, или по ее рекомендации у кого-то другого. Но не прячась по углам, а на основе тамошних законов, если надо зарегистрируешься в полиции, короче, как положено. Ты нам потребуешься как жительница Риги, понятно? С подлинными документами, в спокойном месте города, я имею в виду такой район, где нет облав, военных объектов и прочей дребедени, у которых обычно шастают полиция, солдаты, там всегда ворье, за которым следят, около, скажем, мостов, там — охрана, понимаешь? К тебе прибудет наш человек, твой командир, но без настоящих как у тебя документов, и надо избежать риска, чтобы на него сразу не обратила внимания вся эта названная мною шушера, доходит?

В такт отрывистым вопросам своего инструктора Ольга кивала головой, схватывая особенности своей будущей роли. Указания и советы она воспринимала легко, играючи и, если говорить честно, то мало задумывалась над тем, что слушать мудрые выкладки здесь, в Подмосковье, — это одно, а перемножить их на условия центра Остланда, каковым стала столица Латвии, — совсем иное дело! О, если бы она пожила где-то на оккупированной территории, скажем в Польше или в Чехословакии, мало ли где в Европе, засиженной нацистами словно мухами, тогда она отнеслась бы к вроде простым советам товарища Яна не то что с серьезностью, этого у нее хватало, но под углом зрения или жизни, или гибели. А так… так она воспринимала сказанное как заботу, внимание, как… необходимый, в соответствии с расписанием, полезный урок, как воспринимали это многие ее коллеги по учебе на различных дачах с зелеными занавесочками.