Слониха-пациентка - [93]

— Боюсь, что у нее в хоботе инородное тело — может быть, кусок пищи, а может, пуговица или монета, — сказал я смотрителю. — Вполне возможно, она могла что-то вдохнуть. Я никогда не сталкивался с подобными случаями, но не исключаю, что так могло произойти.

А что вы хотите? Я и поныне каждый день сталкиваюсь с чем-то новым. Похоже, в жизни нет ничего невозможного. Точнее говоря, к несчастью, в жизни все бывает. Известно, как любят люди кидать монеты во всякие водоемы, в том числе и в бассейны с дельфинами. Был же случай в дельфинарии в Воберне — как раз в тот момент, когда дельфин показался на поверхности, чтобы набрать воздуху, какой-то идиот кинул пенни и — угодил прямо в открывшееся на долю секунды дыхательное отверстие. Один случай на миллион — и он оказался фатальным. Был случай в Манчестере, когда я спас шимпанзе, укравшего и заглотнувшего… крохотный пластмассовый герб города, украшавший глазированный торт на обеде под названием «Животные и их владельцы». Но я никогда не слышал о том, чтобы слон вдохнул своим хоботом какой-либо предмет и он там застрял.

Во всем остальном Элли чувствовала себя вполне нормально, так что я решил не прибегать к каким-либо спешным действиям, а сперва посмотреть, как события будут развиваться дальше. Я попросил смотрителя сообщать мне в ежедневном докладе, как обстоят дела со странным звуком. Картина создавалась тревожная — по мнению смотрителя, он становился все чаще и громче. Однажды утром он явился ко мне в контору (она помещалась в перестроенном фермерском доме, находившемся в самом центре зоопарка) и сообщил: «Хобот Элли кровоточит. По левой стороне стекают капли».

Я тут же отправился в слоновник. Элли, как обычно, принялась шарить по моим карманам — нет ли чего-нибудь вкусненького? — и тут я заметил стекающие с кончика ее хобота капли алой жидкости. «В чем причина? — удивлялся я. — Язва? Опухоль? Что-то надо было предпринять, но что? Как?» Если посветить карманным фонариком, то заглянуть можно самое большее на пять сантиметров вглубь.

— Сегодня вы не кормите ее, — сказал я смотрителю. — Не выпускайте из помещения и уберите всю соломенную подстилку, чтобы она не могла ее съесть. До вечера можете давать ей понемногу воды, а потом ни капли. Завтра утром я выстукаю ее и посмотрю, удастся ли мне выяснить причину всего этого.

Затем я снова отправился к себе в контору и позвонил в Лондон, в знаменитую фирму, производящую хирургические инструменты. Мне требовалось взять у них напрокат гибкий эндоскоп, который используется обыкновенно для исследования человеческих кишок на предмет обнаружения раковых опухолей. Эти трубки, имеющие в диаметре не более моего мизинца, достигают полутора метров в длину и снабжены собственным источником освещения, подачи воды и воздуха, а также всасывающим и электроприжигающим устройствами. Идеально для проникновения в то место, куда мне надо — не в прямую кишку человека, а в хобот Элли. Заинтригованная моей просьбой компания с готовностью согласилась прийти мне на помощь в столь необычном деле и тут же выслала эндоскоп со всем ассортиментом аксессуаров на вокзал Кинг-Кросс, чтобы отправить с первым же поездом в Йорк.

На следующее утро я постелил Элли особенно толстую подстилку из соломы и, прежде чем изголодавшаяся слониха начала поедать ее, ввел ей новейший по тому времени и высокоэффективный анестетик «М-99». Пять минут спустя она медленно опустилась на передние колени, а еще через минуту — на задние; и вот она уже лежит без сознания, автоматически дыша расслабленными мускулами. Я прислушался: каждый выдох из ее хобота сопровождал шум. Воздуховод явно был чем-то забит. Обычно слоны вдыхают около 70 процентов необходимого им воздуха через хобот, но, если нужно, могут дышать и через рот. Так что едва ли Элли могла задохнуться, пока я обследовал ее.

Я соединил эндоскоп с источником света, смазал его по всей длине тонким слоем геля для местной анестезии и затем аккуратно ввел его кончик в левую ноздрю хобота Элли.

— Значит, так, — сказал я смотрителю, — осторожно вводи инструмент так, как я тебя буду инструктировать. Когда я скажу «вперед», толкай его вглубь. Когда скажу «назад» — вытаскивай. И конечно же останавливайся, когда скажу «стоп». Если чувствуешь сопротивление, прекрати толкать и сообщи мне.

Я стал глядеть в окуляр с другого конца эндоскопа и манипулировать приборами. По белым кольцам с цифрами я в любой момент мог видеть, на какую глубину проник эндоскоп в хобот слонихи.

«Вперед, вперед… Так, чуть помедленней», — чуть слышно говорил я. Слоны под действием М-99 хоть и находятся без сознания, однако остаются очень чувствительными к громким звукам. В объектив я мог видеть, что розовый проход был покрыт слизью и кровью, стекающей во тьму. «Вперед, вперед… Стоп!» Путь был заблокирован чем-то похожим на блестящий розовый булыжник, который закрывал проход почти полностью. Это была опухоль, имевшая все признаки доброкачественного полипа. Я попытался продвинуть эндоскоп дальше, чтобы увидеть, сколь далеко она уходит вглубь, и определить, где она прикрепляется к носовой стенке, — но все напрасно. Я не хотел действовать силой — этим я только заставлю ее кровоточить. Я чуть-чуть отвел эндоскоп назад и присмотрелся. Когда Элли выдохнула, «булыжник» откатился назад и внезапно остановился, удерживаемый тем, что прикрепляло его к стенке хобота. Проходя мимо полипа, воздух заставлял его вибрировать — вот откуда получался громоподобный звук. Когда слониха делала вдох, полип двигался назад и останавливался, когда ноздря чуть расширялась и поток воздуха был не столь стеснен. Я попросил смотрителя снова продвинуть эндоскоп внутрь, пока он не коснется полипа. «Стоп!» — сказал я, отвел глаз от окуляра и поглядел на цифры на трубке. Сорок пять сантиметров. Полип находился на расстоянии, равном длине моей вытянутой руки.