Слониха-пациентка - [24]

Теперь настала очередь электрокардиограммы. Я присоединил к каждой ноге тигра по электроду, подключил провода к принимающему устройству и включил прибор. Самописец тут же начал вычерчивать череду пиков и впадин на движущейся ленте миллиметровой бумаги, фиксируя разные фазы биения могучего тигриного сердца. Слишком глубокий желобок, слишком закругленный пик или неожиданно появившийся бугор на этом безвинном с виду чертеже, напоминающем контур горного хребта, означают поврежденный клапан, расширенную камеру или дюжину других возможных дефектов, могущих повлиять на удивительное беспрерывное движение мускула, представляющего собою сердце. Но самописец, фиксировавший движения сердца Савари, вычерчивал привычную кривую. Нормальное тигриное сердце без каких-либо неприятных сюрпризов.

Я решил снова прослушать дыхание стетоскопом. Раз, два, три… Грудь перестала двигаться. Я взглянул на электрокардиограф. Самописец продолжал вычерчивать прежний узор. Пульс хороший, сильный. Вдох! Прекрасно. Новый вдох — но послабее. Пики на электрокардиограмме начали сгущаться — это значило, что сердцебиение участилось. Дыхание теперь неглубокое, нерегулярное. Раз, два… три, четыре… пять… Я осторожно тронул веки тигра — никакого рефлексного моргания. Я пощупал ему ухо — никакого рефлексного подергивания. Теперь уже у меня участился пульс. Происходило что-то странное. К этому времени единственная доза кетамина начала иссякать, животное стало сворачивать язык, потянуло лапу, даже зарычало. Когда я работаю с общим наркозом, у меня под рукой всегда шприц, полный доксапрама — средства, управляющего дыхательным центром мозга. Я ввел дозу в вену передней ноги и затем вытянул язык тигра. Он попросту вывалился из пасти.

— Что-нибудь случилось? — прошептал Фриц. Директор, мужественный, волевой, преданный заботе о животных человек пребывал в тревоге.

— По каким-то непонятным причинам наблюдаются перебои в дыхании, — ответил я.

Тем временем доксапрам дошел до мозга, и тигр сделал глубокий вздох. Один… два… три… Опять сбой! Электрокардиограмма теперь показывала учащенное сердцебиение, — это значило, что сердце, по-прежнему работающее эффективно, почувствовало недостаток кислорода и старается помочь, чем может. Я ввел еще лекарства, чтобы стимулировать кровообращение. Снова простимулировал дыхание. Я взволнованно поглядывал одним глазом на электрокардиограф, а другим на часы, держа руку у пациента в паху и считая пульс… Раз, два… Сбой!

— Кислород, быстро! — сказал я.

Фриц знал, что я имею в виду. Он связался по радио с главным инженером.

— Schnell! Цилиндр сварного кислорода и несколько метров резиновой трубки!

Через пару минут подскочила машина, и из нее выкатили баллон с кислородом. Я накрыл голову тигра полотенцем и протянул под ним резиновую трубку от цилиндра; открыл клапан, и оттуда с шипением вырвался газ. Теперь Савари должен бы встать на ноги — пусть нетвердо, шатко, но более или менее в здравом рассудке. Но он по-прежнему лежал, будто тряпка, словно я ввел ему добрую дозу барбитурата, как в былые дни. Органом, разрушающим кетамин, чтобы вывести его из организма, является печень. А вдруг в организме белых тигров имеется некая идиосинкразия, некая биохимическая причуда, связанная с необычной раскраской белых тигров, которая мешает их организму разрушать такие вещества, как кетамин. Даже вполне здоровый кошачий организм не способен избавляться от таких субстанций, как аспирин, — поэтому аспирином кошку легко отравить. Слухи о том, что белые тигры плохо реагируют на анестетики, могли оказаться правдивыми!

Как же долго длится день!.. Сижу возле лишенного сознания тигра, наблюдаю за его признаками жизни, переворачиваю каждые двадцать минут на другой бок, чтобы не допустить отека легкого, которое находится под большей тяжестью, делаю ему массаж, инъекции, пробую на рефлексы глаз, уха, конечности…

Два часа пополудни — когда я в очередной раз пощекотал тигру ухо, оно впервые дернулось. Святой Франциск, молись за нас! Четыре часа пополудни — когда я открыл тигру пасть, с опаской, что язык снова вывалится, он тут же, повинуясь рефлексу, закрыл ее, так что я едва успел спасти свои пальцы. Да, это обнадеживающие признаки! В четверть шестого я сильно ущипнул пациента между двумя пальцами задней лапы — она согнулась! Фриц Вурмс, который все это время не отходил от меня ни на шаг, уже торжествовал победу. Он снова достал радио и заказал — на сей раз шнапс «Мальтийский крест» и жареную колбасу на закуску. Мы как-то не обратили внимания, что целый день не ели.

К ночи Савари уже снова был в сознании, мог сидеть на корточках и лакать воду. Но потребовалось еще двое суток, чтобы он вернулся к нормальному состоянию. Слава Богу, что я не потерял своего первого белого тигра. Дыхание по-прежнему было немного учащенным, но рентгеновские снимки, как и электрокардиограмма, были чистыми. Между тем расстройство у моего пациента резко усилилось. Прошло еще четыре дня, и пришли результаты лабораторных анализов — пробы были полны сальмонеллы.

С легкой руки Эдвина Кэрри, сальмонелла стала притчей во языцех. Читая газеты, можно подумать, что этот микроб явился невесть откуда из космоса и теперь пиратствует в супермаркетах, сыроварнях, птицефермах и треплет нервы домашним хозяйкам, ломающим головы, можно ли купить хоть что-нибудь без опаски семье на обед. На самом же деле микроб сальмонеллы существует с незапамятных времен. Микробы этого вида вызывают у человека брюшной тиф, а некоторые, переносимые по преимуществу определенным видом животных, могут вызвать у других видов лихорадку, пищевые отравления и сильные расстройства. Я пришел к выводу, что сальмонелла опасна практически для любого вида — от большой панды до верблюда, от крокодила до фламинго. Хотя она поддается лечению некоторыми антибиотиками, но иной раз бьет наповал. По моему мнению, к числу наиболее подверженных сальмонелле экзотических животных принадлежат слоны. Стоит такому гиганту съесть немного зараженной пищи — скажем, сандвич с несвежей ветчиной, протянутый кем-то из посетителей зоопарка — и болезнь развивается молниеносно, не оставляя времени не то что для лечения, но даже для постановки диагноза. У заболевшего слона поднимается температура, он отказывается от пищи и гибнет где-нибудь в течение дня, еще до появления первых признаков расстройства. С другой стороны, крыса, олень или пеликан могут месяцами носить в себе тот же микроб с минимальными симптомами сальмонеллы или вовсе без них. Тигры находятся где-то посередине. Сальмонелла хоть и не сражает их мгновенно, но если оставить заболевание без лечения, то роковой исход может наступить в течение нескольких дней или недель.