Слон Килиманджаро - [56]

— Они не дураки, — покивала она. — Они знали, что мы им откажем.

— Они также знали, что какой-нибудь бюрократ увидит в музее новый источник доходов. — Киджано пристально посмотрел на Эстер. — С этим я и боролся последние две недели.

— Я думала, ты боролся за наш бюджет.

Он покачал головой.

— Это я говорил остальным. Ту битву я проиграл в первые двадцать минут. Я боролся за спасение музея.

— И?

— Мы достигли компромисса.

— Бабочки?

— Бабочки — только начало. — Его голос переполняла горечь.

— Что еще? — спросила она, предчувствуя беду.

— Они согласились, что все отделы, напрямую связанные с культурным наследием Новой Кении, останутся нетронутыми. Но я должен сразу предупредить тебя, прежде чем ты решишь, оставаться ли тебе на посту начальника отдела животного мира, что мне не удалось защитить твои экспозиции.

— Это я уже поняла.

— В знак протеста я подал прошение об отставке, вступающее в силу через две недели. Почему бы тебе не последовать моему примеру, Эстер? В Республике много музеев, которые с радостью примут на работу специалистов с таким опытом.

— И позволить какому-нибудь бюрократу, не отличающему млекопитающее от рептилии, разрушить то, что мы с тобой строили всю жизнь? — спросила она. — Животный мир — такая же часть нашего наследия, как произведения искусства или племенные костюмы, Джошуа. Наши отношения с природой позволили нам стать такими, какие мы есть!

Киджано глубоко вздохнул.

— Ты это знаешь, и я знаю, но я не смог убедить правительство в нашей правоте. — Он положил руки на стол, нервно переплел пальцы. — Их позиция такова: другие отделы показывают историческое и культурное наследие людей, живущих на Новой Кении, в то время как экспозиции отдела животного мира более уместны в Музее естественной истории Земли.

— Это же нелепо!

— Я знаю. Но они настроились что-то продать, и тут я бессилен.

— Разве они не понимают, что заменить эти экспонаты нечем? — с жаром воскликнула Эстер Камау. — Если мы продадим бабочек и морские раковины, такой коллекции нам больше не собрать!

— Разумеется, понимают, — кивнул Киджано. — Но одно дело — понимать, и совсем другое — осознавать, что это твое. Они политики. Сейчас их беспокоит лишь двадцатидевятипроцентная инфляция и падение шиллинга относительно республиканской кредитки.

— Экономика придет в норму и без продажи бесценных коллекций, которые собирались более чем тысячу лет.

— Их не волнует состояние экономики через пять или десять лет, — терпеливо объяснил он. — Их заботят выборы в следующем году или годом позже.

— Наша коллекция бабочек не решит их проблем, — стояла она на своем.

— Они замахнулись не только на коллекцию бабочек.

— После их аукционов хоть что-то останется, Джошуа?

— Надеюсь. Они согласились оставить нам главные экспонаты бонго и окапи, Ахмеда из Марзабита, окуня рекордных размеров, выловленного в Ниле, последнюю импалу, последнего гепарда.

— В нашей экспозиции шесть тысяч экземпляров. Сохранение шести ты называешь компромиссом?

— Нет. Компромисс состоит в том, что пять других отделов остаются нетронутыми.

— По-моему, от твоего компромисса дурно пахнет.

— Согласен с тобой, но альтернатива и того хуже. Она задумалась:

— Не можем мы привлечь на нашу сторону прессу?

— Я уже пытался. Всепланетным информационным структурам наши проблемы до лампочки, а те, кто хотел бы что-то сделать, составляют лишь два процента населения. Которые и так на нашей стороне.

— Ты сделал не все, что мог, — упрекнула она куратора.

— Ты несправедлива, Эстер. Тебя заботит судьба твоего отдела, я же борюсь за выживание всего музея.

— Извини. — Голос ее смягчился. — Я знаю, ты старался. Но этого оказалось недостаточно. Надо что-то придумать. Мы не вправе позволить этим эгоистичным, невежественным, аморальным политикам разбазарить коллекцию, которая собиралась полторы тысячи лет!

— Тут мы бессильны. — Он беспомощно развел руками.

— Всегда можно найти выход.

— Я не могу одобрить действия, которые нанесут урон музею.

Она долго смотрела на него.

— Ты хороший человек, Джошуа, но уж больно наивный. Неужели ты не понимаешь, что одним отделом дело не кончится? Покончив с ним, они примутся за остальные. Одни только драгоценные камни стоят многие миллионы шиллингов. И как долго ты удержишь их после того, как они распродадут ракушки и чучела львов?

— Они заверили меня…

Эстер пренебрежительно фыркнула.

— После того как они разбазарят отдел животного мира, их заверения не будут стоить и выеденного яйца.

— Возможно, ты права. Поэтому я и подал прошение об отставке. Я слишком много вложил в этот музей, чтобы смотреть, как его растаскивают по частям. — Он посмотрел на Эстер. — А ты не хочешь подать в отставку?

Она покачала головой.

— Мы не можем удрать в кусты. Кто-то должен с ними бороться. Их надо остановить, Джошуа.

— Они — правительство. Их не остановишь, — вздохнул куратор.

— Я попытаюсь. — Она гордо вскинула голову.

Совет директоров музея, многие из которых занимали важные государственные посты, отказался принять отставку Джошуа Киджано, настояв, что тот должен отработать оговоренный контрактом срок и проследить за распродажей коллекций отдела животного мира. Он оспорил их решение в суде, проиграл дело и с неохотой согласился доработать оставшиеся четырнадцать месяцев.