Слон Килиманджаро - [24]

— Нам требовался стрелорог. Если мы получили рекордиста, а я думаю, так оно и есть, тем лучше.

Пока Пруденс показывала Хильде остальную часть экспозиции и отдавала распоряжения касательно желто-лиловой пташки, я занимался замерами, чтобы убедиться, что Пруденс ничего не напутала. Наконец я проверил все, что хотел, и на карманном компьютере сравнил полученные результаты с текущим изданием «Брэкстона».

— Высота до холки девять дюймов четыре фута. Сто восемнадцатое место.

— Отлично! — Пруденс просияла. — Мы попали в книгу рекордов! — Она помолчала. — Как насчет рогов?

— Сто пятьдесят пятое место по длине, сто восемьдесят третье — по размаху, — ответил я. — Вашему охотнику следовало подождать еще пару недель.

— Сто восемьдесят третье по размаху, — несколько удивленно повторила Пруденс. — Я думала, он поднимется повыше. И сколько ты намерил?

— Шестьдесят семь и две десятых дюйма.

— А я — шестьдесят восемь и одну десятую.

— Ты, наверное, измеряла размах по остриям, — пояснил я. — И не обратила внимания, что правый рог чуть отклоняется в сторону.

Она посмотрела на правый рог, кивнула. Я помолчал, потом продолжил:

— Длина от кончика носа до кончика хвоста тринадцать футов и три дюйма. Этого недостаточно. — Я повернулся к Пруденс. — Ваш стрелорог попадает в три категории из четырех.

— Что ж, не так уж и плохо, учитывая, что за последние сорок лет их активно отстреливают.

— Должен добавить, у вас отличные таксидермисты.

— Спасибо тебе. Я помялся:

— Позволь задать тебе один вопрос.

— Насчет стрелорогов?

— Нет.

Она улыбнулась.

— Тогда — насчет слонов?

— С чего ты так решила?

— Хильда рассказала мне о твоей последней навязчивой идее.

— О моем последнем задании, — поправил я ее. — Я уверен, что Мандака побывал у тебя.

— Да, — кивнула Пруденс. — Но я не смогла ему помочь.

— Какое он произвел на тебя впечатление? Она нахмурилась:

— Даже не знаю. Вроде бы очень вежливый, но что-то в нем мрачное, таинственное.

— Согласен с тобой.

Пруденс задумалась, вспоминая встречу с Мандакой. Наконец посмотрела на меня.

— Задавай свой вопрос.

— Он очень простой. Ты знаешь, за чем я охочусь. Они по-прежнему выглядят как бивни?

— Что-то я вас не поняла, — вмешалась Хильда. — Вроде бы мы решили, что ты ищешь пару слоновьих бивней.

— Бивни — это слоновая кость, а слоновая кость могла использоваться для разных целей, — пояснил я. — Мы знаем, что в четыре тысячи четырехсотом году Галактической эры они оставались целыми и невредимыми, но потом их могли разрезать на куски.

— Я в этом сомневаюсь, — покачала головой Пруденс. — Они наверняка прошли обработку, обеспечивающую их сохранение, возможно, не один раз. Слоновая кость со временем теряет влагу и становится хрупкой. — Она помолчала. — Владелец бивней… тот, кому они принадлежали в четыре тысячи четырехсотом году, имел представление об их стоимости?

— Сколько они тогда стоили? Мне это неизвестно. Но он знал, что стоят они немало, потому что застраховал их.

Она улыбнулась.

— Ты сам и ответил на свой вопрос. Ни одна страховая компания не выдала бы полис на необработанные слоновьи бивни. А молекулярная стабилизация слоновой кости используется с три тысячи сотого года Галактической эры.

— То есть они так и остались бивнями? — уточнила Хильда.

— Если слоновую кость стабилизировали, ни один режущий инструмент не оставит на ней следа, — ответила Пруденс.

— Ты очень облегчила мне жизнь, — улыбнулся я.

— Могу я еще чем-нибудь тебе помочь? — спросила Пруденс.

— Нет, если только не объяснишь, с какой стати современному, хорошо обеспеченному человеку сходить с ума из-за животного, которое умерло более семи тысяч лет тому назад.

— Хороший вопрос.

— У меня есть и другие. Почему именно Слон Килиманджаро? Откуда Мандака знает, что бивни все еще существуют? Мне об этом ничего не известно, а компьютер работал на меня всю ночь.

— Тут вроде бы только что сказали, что эти бивни не возьмет ни один режущий инструмент, — подала голос Хильда.

— Да, вырезать на них что-либо или разрезать их невозможно, но сие не означает, что бивни нельзя уничтожить. Отчего он абсолютно уверен, что они целы и невредимы? И тут уж поневоле приходится возвращаться к первому и главному вопросу что заставляет человека, живущего в шестьдесят четвертом веке Галактической эры, вспоминать о животном, которое умерло за тысячу лет до начала самой Галактической эры?

— Я-то думала, что главный вопрос — где бивни? — заметила Хильда.

— Это не проблема, — отмахнулся я. — Через несколько дней бивни я найду. Надо только понять, где искать, а уж дальше компьютер разберется.

— Он ищет объект, пропавший более трех тысяч лет назад, который могло занести в любой уголок галактики, и говорит, что это не проблема. — Пруденс в изумлении покачала головой.

— Ты общалась с ним. И твои впечатления ничуть не отличаются от моих: чтобы добраться до бивней, он ни перед чем не остановится По-моему, такой человек не может не разбудить любопытства.

— У меня возникло желание держаться от него подальше, — искренне ответила Пруденс.

— А у нашего любителя головоломок такого желания не возникло, — вставила Хильда. — Мандака — икс в его уравнении.