Сломя голову - [12]

Каким-то образом ноги привели нас не к музею, а к собору Сен-Сюльпис (вид которого вызывает во мне желудочные колики — так как напоминает о полицейских сапожищах, наступающих на мои драгоценные туфли от Джимми Чу во время того прерванного шоу Армани!). Мы сидели на ступенях фонтана, рядом, почти касаясь друг друга, и вели негромкую беседу о шансах на продолжение моей карьеры. Я держала в руках хлеб, пока Жак открывал бутылку шардоннэ штопором швейцарского армейского ножа.

— Я не знал, что ты хочешь стать писательницей, когда вырастешь, — заметил он.

— Я сама не знала, — ответила я, принимая пластиковый стакан, в который он налил вино. — Боже, моего редактора хватил бы инфаркт, если бы он увидел, как мы тут вино распиваем.

Я подумала о Родди и его жалком четырехчасовом ленче в Лондоне. Назвать его ценителем вин было бы большим преувеличением. Правильнее было бы назвать его обычным выпивохой.

Жак продолжал мучить меня расспросами.

— Ты изучала журналистику? Как ты попала в мир моды?

— Ну, я училась в школе журналистики, но я не знала наверняка, буду ли этим заниматься. В колледже вообще не знала, кем хотела бы стать, но мне казалось, что писать в школьную газету, играть на сцене или в фильмах не так уж плохо. Оказалось, у меня это хорошо получалось. И доставляло удовольствие… И еще я знала…

— Так ты встречалась с Гальяно? Маккуином? Готье?

Я озадаченно улыбнулась. Он выглядел таким нетерпеливым.

— Я и представить не могла, что ты настолько разбираешься в моде.

— О, это всегда было моим настоящим увлечением, — признался Жак со вздохом.

— Правда?

Мне не очень верилось. Конечно, я знаю, что мужчины умеют ценить красивые вещи, но их вкусы никогда не производили на меня впечатления и не казались соответствующими модным тенденциям.

— Когда я окончил школу, а потом колледж в Хьюстоне, мне было восемнадцать, — объяснил он, — и я последовал за своим другом в Даллас в надежде стать либо художником-модельером, либо дизайнером интерьеров.

«Дизайнер интерьеров? Художник-модельер? Так самонадеянно начинать в Париже?» Я пришла в смятение.

— Видишь ли, — продолжал Жак, ничего не подозревая, — тогда это оказалось нереально. Все кончилось тем, что я рано женился, чего желали и мои родители… Остепенился. Преподавание французского в школе позволяло мне оплачивать счета и путешествовать во время летних каникул…

— О да, твои знаменитые путешествия. Какие захватывающие были рассказы! Я все помню. Знаешь, когда я впервые попала в Париж, то разыскала каждую площадь и каждый мост, о которых ты нам говорил.

Он засмеялся:

— Рад, что произвел на вас такое сильное впечатление, юная леди.

Мне было непросто совместить свои воспоминания о мсье Жаке с реальным мужчиной, сидевшим рядом. «Мог бы он стать?..» — Я отогнала прочь другую мысль.

Было почти три часа, и Жаку пора было возвращаться на работу. Он поднялся со ступеней, стряхнул хлебные крошки со своих безупречно отутюженных брюк и засуетился из-за соринок на моей шали. Мы попрощались — по-американски, обнявшись, — но прежде чем расстаться, он попросил меня взять его с собой в один из ближайших дней в салон кутюрье.

— Ладно, — согласилась я, — с удовольствием.

— Как же я раньше не догадалась? — вопила я по телефону, обращаясь к Джиллиан. Я только что выслушала ее ответ, ведь электронная почта не могла передать мои интонации. — Как же я могла не подобрать ключи к разгадке? Даже тогда, в Техасе, его ногти были всегда отполированы до блеска! Он всегда хвалил мои волосы! Он…

— Господи, Алекс, ты так орешь, будто обнаружила, что папа римский — еврей или что-то наподобие того, — ответила она, с трудом подавив зевок. Джиллиан действительно могла вывести меня из себя, когда отказывалась поддакивать.

— Ну, согласись, — настаивала я. — Эта неделя была для меня ужасной, не помнишь? Ведь все происходящее было бы самой большой мечтой всех влюбленных девочек в моей школе. Даже девочки, не любившие школу, хотели быть домашними любимицами учителя! — Я сменила тему, когда одна мысль вдруг мелькнула в моей голове. — Конечно, мы все знаем, что почти у каждой женщины в прошлом был по крайней мере один приятель, оказавшийся на самом деле геем…

— Что-что?! — разъярилась Джиллиан. — Говори за себя! Я не отвечаю за Стива Хиллмана.

— Я же не сказала, что мы делаем из них геев, упаси Господи! И так или иначе, мы все знали, что у Стива Хиллмана не было ничего ни с тобой, ни с любой другой девочкой. Думаю, ты тоже знала. Ты только хотела проверить, сможешь ли ты переделать его или что-нибудь в этом роде.

— Ничего подобного, — ахнула Джиллиан.

— Я не настаиваю, — сказала я, сворачивая щекотливую тему разговора. — Просто предположила, что мое большое школьное увлечение очень даже может оказаться моим первым приятелем-геем. — Я хихикнула: — Всегда хотела одного такого.

— Ты забавная, знаешь это? — Джиллиан сдалась, засмеялась. — Да, ты вполне можешь использовать гомика, который будет ходить с тобой по магазинам и честно сообщать, не потолстела ли ты, будет рыдать вместе с тобой из-за мальчиков… Я уже ревную.

— Сама знаешь, никто не сможет тебя заменить, — сказала я искренне. Но чтобы не переборщить с комплиментом, добавила: — Полностью, во всяком случае. Разве что только по вечерам в пятницу или на выходные, когда ты сидишь в гнездышке со своим мужем. Потому что теперь ты уже не такая веселая, как до замужества.