Сломанные ангелы - [23]

– Если есть прихваты, зачем жить в этой сраной дыре? – тихо спросил я, не отрывая взгляда от Вордени.

– А затем, что нравится. Он здесь вырос. Ты вообще бывал в Лэндфолле? Это только сейчас "сраная дыра".

Внезапно Лапиния пропала с экрана. Появившееся взамен изображение оказалось ближе к предмету археологии. Перед нами пошли документальные кадры. Мы перенесли всю набранную еду на ближайший диван и сели. Шнайдер почти начал есть, как вдруг сообразил, что я не следую его примеру.

– Давай подождем. Это же невежливо.

В ответ Шнайдер прыснул от смеха:

– Что, ты подумал, он нас отравит? Зачем? Ни малейшего намека, – и на всякий случай отставил свой поднос в сторону.

Экран снова дернулся, и на нем пошли военные записи. Празднично расцвеченные лазерные трассы и карнавальная пляска ракетных залпов. Хорошо, что авторы отредактировали звуковую дорожку: пара отдаленных взрывов и поверх этого – сухой голос комментатора, излагающего взвешенную трактовку событий. "Несущественный урон" и "нейтрализованы действия наемников".

Джоко Респинеджи вышел к нам из арки с противоположной стороны. Компанию ему составляли две женщины, судя по внешности, взятые из рекламы виртуального борделя. Их обернутые муслином формы и лица, начисто лишенные осмысленного выражения, казались программно отретушированными. И восьмилетний ребенок выглядел в сандвиче из этих двух конфеток совершенно нелепо.

– Ивонна и Кэс. Мои постоянные спутницы. Любой ребенок нуждается в матери, разве нет? Или в двух. Итак… – он неожиданно громко щелкнул пальцами, и дамы уплыли в буфет. Сам Джоко сел на соседний диванчик. – Вернемся к делу, Ян. Что конкретно я могу сделать для тебя или твоих друзей?

– Почему вы отказываетесь от пищи? – спросил я.

– Ну… – он рассмеялся и махнул в сторону двух дам. – Да ладно, они же едят и обе мне очень нравятся.

Шнайдер сконфузился.

– Что такое? – Респинеджи вздохнул и, дотянувшись до моей тарелки, взял случайно подвернувшийся кусочек торта. Откусив, он продолжил беседу:

– Ну, что теперь? Не перейти ли нам к делу? Ян, прошу, начинай.

– Джоко, мы собираемся продать тебе свой шаттл. По офигительной цене, – откусив огромный кусок курятины, Шнайдер проговорил это с набитым ртом.

– Неужели?

– Да-а… назови это избавлением от излишков военных действий. "By Моррисон Ай-Эс-Эн-70", почти новый и без записей о предыдущих владельцах.

Респинеджи радостно заулыбался:

– Кажется, я с трудом верю.

– Можешь проверить, если хочешь, – сказал Шнайдер и проглотил пищу. – Я вычистил данные лучше, чем ты чистишь налоговые декларации. Тысяч на шестьсот ячеек в глубину. Плюсы: универсальная конфигурация, рассчитан на глубокий космос, суборбитальные и подводные условия. Ход бесшумный, как у летучей мыши.

– Да… Помнится, "семидесятой" производили хорошее впечатление. Не ты ли их расхваливал? А, Ян? – мальчик почесал лишенный щетины подбородок жестом, явно доставшимся от прошлого тела. – Ну да ладно. Я полагаю, предмет сделки несет некое вооружение?

Шнайдер кивнул, продолжая жевать:

– Турель для микроракет носового огня. Плюс систему запуска ложных целей. И пакет программного обеспечения, очень приличная версия.

Я занялся своим куском торта. К обществу присоединились дамы. Симметрично расположившись на диване по обе стороны от Респинеджи, они приняли вид мебели. До этого момента я не слышал от них не то что слова, а вообще ни одного звука. Та, что сидела слева от Джоко, принялась кормить мальчика со своей тарелки. Он жевал, откинувшись на спинку дивана, и задумчиво смотрел в мою сторону.

– Ладно, – наконец громко произнес он. – Шесть миллионов.

– В валюте Объединенных Наций? – спросил Шнайдер, и тут Респинеджи расхохотался во весь голос.

– В валюте Санкции IV.

Шесть миллионов санов. САН. Аббревиатура, обозначавшая единицу "стандартной археологической находки". Введенные правительством Санкции IV в лучшие времена саны оставались планетарной и не слишком устойчивой денежной единицей. В сравнении с прежней валютой, латимерским франком, сан всегда выглядел завязшим в болоте и карабкающимся без всякой надежды утопающим. Теперь его курс к доллару Протектората составлял примерно двести тридцать санов за один доллар Объединенных Наций.

Шнайдера как громом поразило. Как продавца его оскорбили в лучших чувствах:

– Джоко, да ты что? Даже шесть миллионов долларов – всего полстоимости такого корабля. Мужик, это же «By Mopрисон».

– На нем есть криокапсулы?

– Гм… Нет.

– Ну и за каким хреном он мне в таком случае? А? – Респинеджи задал вопрос совершенно спокойно. Потом глянул в сторону дамы, сидевшей справа, и та принесла Джоко стакан. Молча.

– Видишь ли, единственно возможная на сегодняшний день польза от такого корабля, кроме чисто военной стороны дела, заключается в бегстве из системы, уходе из зоны блокады и возвращении на Латимер. Для действий в районе до шестисот тысяч километров "By Моррисоны" оснащены просто великолепно, и система ориентации у них отличная, я знаю, да. Но при таких скоростных возможностях на дорогу до Латимера уйдет около тридцати лет. Для возвращения необходима криокапсула, – подняв руку, он остановил протестующее высказывание Шнайдера. – Наконец, я не знаю никого, слышите – никого, кто сумел бы заполучить криокапсулу. Ни за тело, ни за дело. Картель Лэндфолла знает, чего хочет, и они давно закрыли все щели. Живым из системы не выбраться никому – по крайней мере до окончания войны. Таковы обстоятельства сделки.