Слишком поздно - [20]

Эти сережки просто ужасны. У тебя отвратительный вкус.

Я скатала записку обратно и бросила в него. Она отскочила от его груди. Он приглушенно вскрикнул, что было больше похоже на кашель, а потом развернул бумагу, разгладил её и, перед тем как смахнуть на пол, написал что-то ещё. Я наклонилась, чтобы подобрать её до того, как он выпрямился, и наши пальцы соприкоснулись. По моей коже словно пробежали искры и, достигнув живота, превратились в нечто теплое и мягкое. Я пристально посмотрела на Майкла. Он крепко сжал губы, явно пытаясь не засмеяться.

Он так напомнил мне брата. Не ту сторону, которую видели другие люди, и которая убила одиннадцать человек и заставила меня желать собственной смерти, а ту, которая слушала, как я плачу по ночам после кошмаров или говорила какая я красивая, после того, как один из барабанщиков посмеялся над моей прической. Именно по этой стороне я и скучала.

Я разгладила записку Майкла, которая уже изрядно потерлась в местах сгибах.

Ты прибегла к физическому насилию. Отличная работа.

Всё то теплое и мягкое, что было до этого в животе, мгновенно заледенело. Я не могла дышать. Бросив ещё один взгляд на Майкла, я увидела, что он так и продолжает улыбаться. Он бы так не делал, если бы знал, что такое настоящее насилие.

Я продолжила читать записку.

Ты не можешь отрицать, что у тебя ужасный вкус. Потому что вместо того, чтобы общаться с привлекательным парнем, ты болтала с Авой о её сережках.

Я снова начала дышать. Это была просто шутка. «Люси, ты идиотка». Я быстро накалякала в ответ: «С кем? С сеньором Голдфарбом?» и бросила записку обратно.

Мне не удалось сдержать смешок, когда Майкл выпучил глаза, хлопнул рукой по груди и откинул голову назад, как будто его ранили мои слова.

— Сеньор Силвермэн.

Глазки-бусинки учителя уставились на Майкла, и он выпрямился, устраиваясь на стуле поудобнее.

— У вас какие-то проблемы?

— Я просто думал, что у меня сердечный приступ, — с самым серьезным видом сказал Майкл.

Кто-то позади нас начал хихикать.

— Но, слава богу, ложная тревога.

Голдфарб поджал свои губы.

— Занимайтесь своим сердечным приступом после урока, por favor²⁴, — произнес он. — А сейчас ответьте-ка на вопрос numero tres²⁵?

Вскоре я снова почувствовала как об меня ударился бумажный шарик. Взглянув на Майкла, я увидела, что он опять ухмыляется. С тяжелым вздохом я прочитала записку.

Поужинаем сегодня? У меня дома. Мы так и не съели то мороженое. И не закончили наш разговор.

Я поймала его взгляд, покачала головой и быстро, пока он не заметил, как краснеют мои щеки, прошептала одними губами.

— Репетиция оркестра.

Он пожал плечом, лениво и плавно, как большая кошка.

— У меня тренировка по плаванию. После неё, — также губами произнес Майкл.

Спустя ещё несколько записок мы решили, что он отвезет меня и что ни при каких обстоятельствах на ужин не будет рыбы или чего-нибудь азиатского.

— Как ты можешь не любить суши? — был его жалобный ответ.

Я отвернулась и подняла руку. И только после того, как сеньор Голдфарб вызвал меня, поняла, что не имею понятия о вопросе, который он задал.

* * *

Не успела я подумать о том, во что вовлекаю себя, как уже началась репетиция оркестра. Я не знала, нравится ли мне Майкл сам по себе или потому, что напоминает о брате. В этом-то и была вся проблема.

Когда Ванны стали Блэками, они были шокированы, когда я сказала им, что Люси хочет играть в оркестре. Джулия занималась этим годами и играла практически на всех существующих инструментах. Особо хорошо она обращалась с кларнетом, саксофоном и габоем, но могла извлечь звуки и из духовых, а пару раз у неё получалось даже с флейтой. Но дело в том, что Джулия также была в репетиционном зале и тряслась от страха за пюпитром, когда вокруг умирали люди. Блэки предположили, что нахождение в любом месте, подобном тому, окажется для неё травмирующим.

Как обычно, они ошибались. Репетиционный зал был моим убежищем. Да, тут были такие же пюпитры, как и тот, за которым я пряталась. Но, кроме этого, тут была музыка, сложная музыка, на которой мне приходилось концентрироваться. В эти моменты у меня не было времени думать о чём-то ещё.

Мы закончили с крещендо, и я отчаянно затрясла головой, пытаясь снять с себя оцепенение. Обычно, когда мы заканчиваем репетиции, я обнаруживаю, что едва помню о том, что происходило. Только после этого я заметила Майкла со склоненной головой и закрытыми глазами, подпирающего стену. Я подкралась к нему и стукнула футляром от кларнета.

— Тебе было так скучно?

Он открыл глаза.

— Я слушал, — возмущенно ответил он. — Пытался разобрать звуки твоего... гм...

Я изогнула бровь.

— Это кларнет.

— Точно. Кларнет — мой любимый музыкальный инструмент.

От Майкла пахло хлором, а волосы стояли дыбом.

— Я подумываю научиться играть на нём.

— Нет, не подумываешь.

— Нет, не подумываю, — согласился он. — Я в любом случае, только испорчу его. Будет умнее оставить сей инструмент в твоих талантливых руках. Если хочешь, я могу его понести.

— О, да ты просто джентльмен, — сказала я, вручая ему кларнет.

Он взял футляр и прижал его к себе, как нечто ценное. Хотя, так оно и было.