Слишком много колдунов - [13]

— А почему он приказал вернуться? — спросил Питер.

— Я рассказал ему, что ты нашёл тайник древних, — ответил мусульманин.

— Зачем? — вырвалось у Питера, и тут же он спохватился. — Э-э…

Аслан посмотрел на него как на идиота.

— Мюко жадная сволочь, и я знал, что он вернётся. А этот староста мне сразу не понравился.

— 10

Когда они подошли к дому Легри, вокруг никого не было, и даже дети, которые визгливой стайкой преследовали их все эти дни, подевались куда-то.

— Ну смотри, — в последний раз сказал Аслан и постучал в дверь.

Дверь открылась сразу, чему Питер не удивился совсем. Старуха Легри была одета и собрана.

— Чего надо? — спросила она вздорным голосом.

— Мадам Легри… — начал было Питер.

— Мадемуазель, — сказала старуха резко.

— Мадемуазель, — поправился Питер. — У нас к вам одно дело.

— И один вопрос, — добавил Аслан.

— Так, — сказала старуха.

— Вы знаете, как открывается саркофаг? — прямо спросил Питер.

Вдова Легри смотрела на него несколько секунд.

— Может, и знаю, — ответила она наконец. — И что?

— Не откажите нам помочь в этом, — как мог галантно произнёс учёный.

— Поглядим, — ответила та. — А дело какое?

— У меня есть ордер на обыск вашего дома, — сказал Аслан казённым тоном.

— Это с чего это вдруг? — спокойно спросила старуха.

— Есть основания полагать, что у вас скрывается Геркулес Мюко, дезертировавший из службы королевской эвакуации, что повлекло…

— Ничего оно не повлекло, — отрезала старуха. — Нету здесь вашего… Геркулеса.

Аслан молча показал ей ордер.

— Вы поймите, мадемуазель Легри, — сказал Питер. — Обыск всё равно состоится. Не сегодня, так потом. Верно ведь, лейтенант?

Аслан кивнул, не отводя взгляда с лица старухи. Мадемуазель Легри всё поняла.

— Саркофаг я открыть не смогу, — резко сказала она. — Но увидеть, кто там, вы увидите.

— Отлично, — быстро, чтобы Аслан не успел ничего сказать, произнёс Питер. — Мы согласны.

Аслан задумчиво посмотрел на своего друга, но ничего не сказал, а просто спрятал бумагу с ордером в карман. Старуха вышла и заперла за собой дверь; окинула взглядом свой дом. Окна были плотно занавешены.

— Ведите к вашему… гробу хрустальному.

Через минуту подошли к площади. Саркофаг стоял рядом с мобилем эвакуаторов, готовый к погрузке. Вокруг собралась вся деревня, включая и нового старосту.

— Сдал, трепло, — сказала старуха Легри Клоду, проходя мимо. Тот отвернулся, не произнеся ни слова.

Подошла к саркофагу.

— Видишь? — старуха указала на углубления в форме ладони. Питер кивнул. Площадь притихла. — Жан-то мой думал, что надо кровь туда. Двинутый он был, как и папаша его. Это ж надо, сыну кошку завещать.

— А что туда надо? — неожиданно ревниво спросил Клод издалека.

— Древние, они же не дураки были, — сказала старуха. — Саркофаг, он для того, чтоб кто там лежит, сохранился в целости и сохранности. Вот и весь смысл.

— И что? Дальше-то что? — спросил Аслан после молчания.

— Э, да вы мозгами не дальше моего муженька ушли. Саркофаг — умный. Он не откроется, если, — старуха начала загибать пальцы, — будет сильно жарко, или там огонь, или сильно холодно, мороз зимой. Или если воздух будет ядовитый, как на болоте каком, он тоже не откроется.

— А! — сказал Питер.

— Что, сообразил, умник? — насмешливо спросила мадемуазель Легри.

— …и если рядом будет враг, — произнёс Питер, — он тоже не откроется.

— Вот, — произнесла старуха. — Хоть кто-то догадался. И особенно он не откроется, если рядом будет околачиваться полный дурачок вроде моего муженька, гори он в аду.

— Давайте, — сказал Питер и закатал правый рукав, хотя это было лишним. — Я, Аслан и вы. Верно?

Старуха огляделась.

— Только вот этого, — указала на Клода мстительно, — надо убрать подальше.

Клод взвыл от обиды и разочарования.

— Ах ты мерзкая старуха!

— Катись, трепло, катись, — хихикала вдова Легри, наблюдая, как селяне со смехом выпроваживают своего нового старосту.

— Так. Ты, чернявый, клади руку сюда.

Аслан положил руку в углубление слева.

— Ты, умник, сюда.

Питер встал напротив Аслана, саркофаг оказался между ними, и положил ладонь в другой углубленный знак, напротив.

— Ну а я вот сюда, — старуха прошла в голову саркофага и, привстав на цыпочки, положила ладонь в знак на торце.

— А теперь представляй, что он прозрачный.

— Что? — растерялся Питер.

— Представляй, что не камень это, а стекло, или хрусталь какой, не знаю, — объяснила старуха. — Шибче представляй, и ты, чернявый, тоже.

Аслан хотел что-то сказать, но закашлялся.

И тут Питер едва не закричал.

Гроб, саркофаг, монолит становился прозрачным! Он будто таял, одновременно сохраняя твёрдость и форму. Стало слышно, как чирикают птицы, жужжат насекомые, как ветер гладит траву — и как тихо, едва-едва, дышат люди на площади, глядя во все глаза, стараясь запомнить, запечатлеть.

Женщина, нет, девушка, — и девушка красоты удивительной. Правильные черты, длинные черные ресницы, светлые короткие волосы (в толпе слегка зашушукались), одежда из мягкой бежевой ткани. Она даже не лежала, а словно парила — саркофаг стал прозрачным весь.

Никто не помнил, сколько это длилось. Лишь когда монолит снова стал возвращать себе обычный вид, людей словно отпустило, они зашумели, заговорили. Старуха же долго-долго смотрела на лицо девушки, пока оно не скрылось за чёрным камнем.