Слезы Брунхильды - [68]

Внезапно Фредегонда почувствовала, что с нее хватит этих жалких сражений и отвратительного ликования. Когда на арену вытолкнули двух осужденных с копьями в руках и заставили их сражаться с медведем, она поднялась, небрежно погладила короля по руке и спустилась с помоста. За ней тут же последовал Ландерик в сопровождении своего эскорта. Сойдя вниз, королева едва не столкнулась с Ансовальдом, который, запыхавшись от быстрого бега, приблизился к помосту и, как раз, собирался подняться по лестнице.

— Ваше величество, послание из Реймса!

Фредегонда сломала печать на протянутом ей пергаментном свитке, развернула его и быстро прочитала, затем с улыбкой свернула вновь. Письмо было от Эгидия. Ансовальд и Ландерик не осмеливались спросить, что в письме, но было заметно, что их разбирает любопытство. Фредегонду это позабавило.

— Наш друг епископ хорошо поработал, — произнесла она. — Теперь я знаю, где прячется Мерове.

* * *

— Это безумие!

Гокиль вцепился в руку принца, когда тот уже собрался выходить. Но Мерове бросил на него такой сумрачный взгляд, что он невольно разжал пальцы и опустил глаза.

— Простите меня, сеньор…. Но ради бога, выслушайте! Лу Аквитанский категорически против вашего предприятия. Он просит вас отложить отъезд и дать ему время посоветоваться со своими людьми.

Мерове глубоко вздохнул. Снаружи, во дворе виллы, на которой они прожили несколько недель, его ждали три всадника. Один из них был его любимый друг Гайлан, рядом с которым стоял Грендион, держа за поводья лошадь принца. Двое других прибыли из Теруанны два дня назад, покрытые густым слоем дорожной пыли, и передали Мерове письмо, о котором он не смел, даже, мечтать. Множество знатных людей Теруанны, этой древней колыбели салических франков, недовольные высокими поборами и произволом Хильперика, призывали Мерове стать их вождем. Они уверяли, что весь север Нейстрии поднимется вместе с ними, чтобы свергнуть его отца и его потаскуху-жену.

— Ты нас задерживаешь, Гокиль.

— Сеньор, прошу вас…. Возможно, это ловушка.

— Ты едешь с нами или нет?

Гокиль пожал плечами. Он уже надел дорожную одежду, и его лошадь была готова. Не говоря ни слова, он кивнул и спустился следом за Мерове в залитый солнцем двор. Когда Гокиль садился в седло, ему показалось, что оба всадника улыбнулись.

Два дня небольшой отряд скакал напрямую через леса и поля, тронутые первыми красками осени. К вечеру второго дня, когда до Теруанны оставалось всего несколько миль, они остановились на ночлег на заброшенной ферме и уснули мертвым сном, изнуренные почти непрерывной скачкой.

Наутро оба всадника исчезли. Грендион, бледный и запинающийся от испуга, разбудил остальных. Он рассказал, что, выйдя по нужде, увидел отряд вооруженных людей, окружавших ферму.

— Это правда! — воскликнул Гайлан, подбежав к окну. — Их не меньше сотни!

Мерове, сидя на постели, не отвечал. Гайлан переглянулся с Гокилем, который, в сердцах, тряхнул головой.

— Бесполезно говорить, что я вас предупреждал… Глупцы — вот вы кто!

— Что мы будем делать?

— А что тут можно сделать? Или ты хочешь сразиться с сотней человек? Нужно сдаться и умолять, чтобы нас оставили в живых!

— Нет…

Оба спутника Мерове одновременно обернулись к нему. Опальный принц медленно поднялся, бледный как смерть. Волосы у него уже отросли, и теперь он казался моложе своих лет, что еще более подчеркивал расстегнутый ворот рубашки.

— Если мой отец захватит меня живым, мне придется умереть в страшных мучениях.

— Сеньор, еще есть шанс…. Попросите у него прощения, скажите, что готовы провести остаток жизни в монастыре…. Самое главное — остаться в живых. Потом, позже, вы…

— Нет.

Мерове приблизился к Гайлану, обхватил ладонями его затылок, притянул к себе и поцеловал. Потом он прижался лбом ко лбу своего возлюбленного и закрыл глаза.

— Если ты меня любишь, избавь меня от этого, — прошептал он. — У нас всегда были одна душа и одни и те же мысли на двоих…. Не оставляй меня в их руках. Прошу тебя, действуй быстро…

Гайлан, плача, медленно, с невыносимым металлическим звуком, вынул кинжал из ножен. Мерове открыл глаза, улыбнулся другу — и в следующее мгновение с гримасой боли судорожно вцепился в его плечи. Клинок Гайлана вонзился ему живот.

# # #

Хильперик прибыл на место в тот же день, без сомнения, думая, что захватит сына живым. Остальные попытались скрыться, но были схвачены и лежали связанными на земле. Король велел казнить их самым ужасным образом. Гайлану отрубили руки, ноги, уши и нос и оставили этот жалкий человеческий обрубок истекать кровью. Грендиона расплющили мукомольным жерновом. Один лишь Гокиль, благодаря своему высокому рангу, принял менее жестокую смерть. Его просто обезглавили.

Я не знаю, что стало с телом Мерове, и даже не знаю, похоронили ли его по-христиански. Но, когда мне стали известны подробности его злополучного предприятия, я испытала, помимо боли и, конечно, стыда, еще и некоторое облегчение. Наш нелепый брак продолжался всего несколько месяцев…. Второй раз за год я овдовела. Теперь я снова была королевой-матерью.

Словно бы, эти кровавые события истощили последние запасы обоюдной ненависти, следующие несколько лет мы прожили в мире. Я правила от имени своего сына, с неоценимой помощью Готико, который занимался не только образованием Хильдебера и его наставлением в королевских обязанностях, но и государственными делами, в первую очередь — заключением союзов, которые могли бы надолго гарантировать нам мир.