Слеза - [3]

— Да уж пять минут как.

Птей привстал в гамаке, придерживаясь рукой за сеть, и начал всматриваться в бескрайнее небо. Каждый ребенок Тей, планеты, наклоненной к плоскости эклиптики под безумным углом в сорок восемь градусов, рос с четким осознанием того факта, что живет на поверхности почти идеального шара, обращающегося вокруг солнца, и того, что звезды расположены очень, очень далеко и практически неподвижны. Но некоторые «звезды» вполне могли меняться; Бефису, этому туманному пятну, низко зависшему на юго-востоке и затмеваемому светом восьми сотен космических колоний, вскоре предстояло вновь обрести прежний блеск, благодаря которому предки Птея находили путь к своему Разделению.

— Дай им время, — прокричал он.

Время. Анприн уже отправлялись в путь; они включили двигатели и начали покидать свою орбиту почти час назад. Просто свет двигался недостаточно быстро, чтобы на Тей успели увидеть, как они отбывают. Перед внутренним взглядом Птея кружились строчки чисел: ускорения, векторы, константы пространственно-временного континуума — все они порой казались ему пестрыми, развевающимися на ветру карнавальными вывесками. У него ушли годы чтобы понять, что остальные сородичи не способны так воспринимать числа и так играть ими.

— Знаешь, я лучше посмотрю футбол, — сказал Кьятай, когда учитель Деу объявил, что Особый Класс приглашается в Дворянскую Обсерваторию Птеу, чтобы отметить там исход незваных гостей. — Только и слышишь: Анприн то, Анприн это, но если говорить по делу, так они ведь чужаки, и никто не может быть уверен в том, что им на самом деле от нас нужно.

— Они не чужаки, — прошептал в ответ Птей. — Разве ты не знал, что они родственны нам? Мы все — часть одного большого Клэйда.

Учитель Деу крикнул им, чтобы вели себя тихо, и оба мальчика сели более прямо, но Кьятай все-таки тихо произнес:

— Если они нам родня, тогда почему бы им не поделиться с нами межзвездными двигателями?

Птей и Кьятай были настолько дружны, что могли безмолвно общаться и спорить при помощи свободно плавающих на орбите нанотехнологических скоплений.

— Смотри! Смотри же!

Медленно, очень медленно Бефис растворялся в сиянии пылающего пятна, подобного той дымке, что в самый Разгар Лета по утрам образует над волнами рой начпасов. Флотилия пришла в движение. Восемь сотен обитаемых миров. Числа, крутившиеся в голове Птея, подсказывали, что колонии Анприн уже движутся со скоростью в десять процентов от световой. Он попытался рассчитать релятивистские деформации пространства-времени, но чисел стало слишком много и все они чрезмерно быстро проносились мимо. Так что он просто смотрел за тем, как атмосфера Бефиса раскручивается наподобие спиральной галактики, взбудораженная удаляющимся от нее звездным скоплением. И все это над ночным океаном. Птей оглянулся назад. В этой бескрайней темноте трудно было прочитать выражение на лице отца, к тому же тот сейчас был Стэрисом — вечно хмурым, сосредоточенным и, как давно понял мальчик, далеко не самым умным человеком. Но сейчас, казалось, тот улыбался.

«Как странно понимать, что ты умней своих родителей», — думал Птей. Но за первым насмешливым, самодовольным осознанием силы собственного разума открывалось и более глубокое знание: все мы умны только в четко очерченных рамках определенных ситуаций. Мудрость сильно зависит от обстановки. Птей мог оценить пространственно-временные возмущения, вызванные движением восьмисот колоний, мог рассчитать по звездам курс в ночном, волнующемся море, но ему никогда не удавалось распознать ветра или научиться высвистывать короткие приказы машинам, что было коньком Стэриса, способного управиться с судном при любой погоде. Этот мир накладывал особый отпечаток на своих обитателей. Каждый из них обладал отдельной личностью для любого сезона.

Звездный клубок начал растягиваться в искрящуюся ленту, напоминающую о северном сиянии. Уже к следующей ночи Анприн должны были достигнуть Теяфай — огромную, синюю путеводную звезду на горизонте. Вскоре чужаки наложат на нее свой след, и ее сияние потускнеет. Следующей ночью Птею предстояло увидеть этот голубой глаз уже из окна одного из минаретов Дома Разделения; каждый ребенок знал, что и этот университет, и все подобные ему выстроены на один манер. Огромные стволы деревьев, высеребренных солью и солнцем, сколачивались вместе, пока не получалась площадка, достаточная для возведения плавучего города. Города детей. Но в сознании учащихся восьмого класса, над которым шефствовал воспитатель Деу, это место не вызывало ассоциаций с залитыми светом, шумными коридорами; им скорее представлялся сумрачный, тоскливый лабиринт, окутанный никогда не рассеивающимся облаком черного дизельного дыма, вырывающегося из тысяч труб, каждая из которых была выше любой мачты, или башни. Этот образ врезался в сознание Птея, и он просто не видел себя среди всех этих продуваемых ветрами деревянных лестниц и нависающих над океаном балконов, где всегда были слышны крики морских птиц.

Но тут у него перехватило дыхание. Все его фантазии и даже то, что он боялся представить, воплотились в жизнь, когда из облака мигрирующих кораблей Анприн внезапно вынырнули новые огни: красные и зеленые сигнальные фонари Дома Разделения. Мальчик даже ощутил, как вибрация огромных двигателей и генераторов, пройдя по воде, передается катамарану. Он прислонил руку к мачте из углеродного нановолокна. Та, казалось, поет в унисон огромному зданию. И если обычно, когда вы видите звезды, те кажутся ближе, чем есть на самом деле, то в этом случае огни были вовсе не так далеки, как представлялось Птею. «Парус Светлого Ожидания» уже подошел к ним практически вплотную и готовился миновать внешний ряд буйков и рыболовных сетей. Из темноты один за другим возникали минареты, шпили и башни, заслонявшие небо.