Слева по борту - рай - [44]
Наш самолет вновь взмывает ввысь, в голубую бескрайность неба и света. Внизу под нами простирается риф, где баркас капитана Блая проскочил в спокойные воды. Сверху риф похож на гигантское жемчужное ожерелье; протяженность его на этом участке свыше полусотни километров, и с высоты внешний край его кажется состоящим из тысяч белых точек — это волны прибоя разбиваются о выступающие из-под воды коралловые острия. Нитка жемчуга, разбросанная по голубому ковру океана… Но вот самолет снова ныряет вниз, и жемчужное ожерелье мгновенно превращается в лунный кратер, а далеко внизу, над мириадами мертвых окаменелых существ, из полосы прибоя поднимаются облака пара и, точно жертвенный дымок индийского храма, стелются над белым песком, который виднеется со стороны лагуны.
Пилот готовится посадить машину на твердый песчаный берег вблизи острова Реставрации. Мы проносимся над отмелью на метровой высоте, снова взмываем вверх, делаем разворот и возвращаемся обратно. Пилот высовывается из кабины и кивает нам; значит, песок достаточно крепок и позволит нам взлететь. Он в третий раз заходит на песчаный островок, но вот самолет касается земли, пробегает метров пятьдесят и останавливается. Пилот выключает мотор, но в ту секунду, когда пропеллер совершает последний оборот, на наши барабанные перепонки обрушивается другой, не менее мощный шум — со стороны рифа, от которого нас отделяют несколько сотен метров, доносится оглушительный грохот. В этом месте риф состоит из двух высоких, похожих на гнилые зубы скал. Неподалеку, в окружении белопенных гребней прибоя, виднеются обрубки гигантского, самой природой возведенного клыка, а за ним, насколько хватает глаз, тянется низкий край кораллового рифа. На резиновой лодке мы осторожно плывем к острову Реставрации.
На острове по-прежнему много устриц, и, если не считать жителей полуострова Кейп-Йорк, время от времени приплывающих сюда на своих выдолбленных из стволов деревьев каноэ, колонии устриц никто не тревожит. По мнению Беркли, до очередного визита человека на остров Реставрации порой проходит не менее двух десятков лет.
— А что им тут делать? — спрашивает он. — Если бы я был военным преступником и хотел где-нибудь спрятаться, то выбрал бы этот остров или один из соседних. Отсюда до Земли Арнхема их свыше четырехсот, и, хотя принадлежат они Австралии, вряд ли кто-либо из австралийской администрации когда-нибудь побывал хотя бы на пятой части островов.
— Чем бы ты здесь питался, Беркли? Блай и его люди обнаружили только устриц, а ведь такая пища может осточертеть, если питаться ею из месяца в месяц.
— У них не было огнестрельного оружия. Тот, у кого есть ружье, всегда в состоянии раздобыть себе дичь и мясо крокодила, а если иметь леску и крючок, то здесь можно и рыбачить.
С подветренной стороны острова Реставрации стоит на якоре шхуна «Сонгтон», и свой дальнейший путь на север, маршрутом баркаса Блая по эту сторону Барьерного рифа, мы продолжаем на ее борту. Уильям Блай был аккуратным картографом и дал имена целому ряду островов. Острова Среды, Четверга и Пятницы получили свои названия потому, что их заметили именно в эти дни. На выборе того или иного имени острова в Тор-ресовом проливе и в водах по эту сторону Большого Барьерного рифа вообще сказались случайности. Рассказывают, будто одному корабельному коку пообещали назвать его именем остров, если он приготовит для капитана отменный обед. Кок постарался, и капитан пришел в такой восторг, что тотчас же призвал кока к себе в каюту.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Адольф, — ответил кок.
— Посмотри в иллюминатор. Видишь красивый остров, мимо которого мы проходим? Я записываю в вахтенный журнал, что отныне он будет называться островом Адольфа. Ты заслужил свой остров вкусным обедом.
Кок взглянул на гористый, покрытый густой растительностью остров.
— Благодарю вас, сэр, — сказал он. — Но вы еще не пробовали десерта.
Последний наверняка пришелся капитану по вкусу, потому что соседнему островку он дал имя Малый остров Адольфа, и так оба острова обозначены на морских картах и по сей день.
В один из воскресных дней Блай причалил к острову южнее упомянутых островов Адольфа; новую землю он назвал островом Воскресения. Сегодня он, все такой же пустынный и покинутый, нежится в лучах тропического солнца. Его окружает белая кайма прибоя, а дно лагуны, украшенное кораллами, похоже на подводную горную страну. Я ищу дерево, в тени которого Блай изучал свой молитвенник, внося изменения в утреннюю и вечернюю молитвы, соответствующие их путешествию. Чтобы увидеть старый прудик, где матросы набирали пресную воду, мне приходится вырубить кустарник.
Здесь 175 лет назад разыгрались драматические события. Свыше недели команда баркаса утром, днем и вечером питалась одними устрицами — боялись сходить на берег, где на них могли напасть аборигены. В одном месте были замечены десятка два вооруженных копьями австралийских аборигенов, которых Блай в своем дневнике называет «индейцами». Громкими криками островитяне пытались заманить моряков. Опасаясь новых встреч, путешественники решались разводить лишь небольшие костры на берегу. Однообразная пища и постоянное нервное напряжение, видимо, сильно сказались на психике Блая и других членов команды. На берегу они обнаруживали покинутые пальмовые хижины, скорлупу от кокосовых орехов, а это означало, что в зарослях или за любым камнем могли прятаться люди (в те времена никто еще не встречался с коренными жителями Австралии). В условиях такого нервного напряжения на острове Воскресения между Блаем и плотником Перселлом произошла стычка. Блай назвал Перселла «проклятым негодяем»:
