Слесарь - [30]

Ладно, посидим — узнаем.

Но сидеть мы не стали.

Тонс повел дальше, и оказалось, что в этих рощах и перелесках, много уже где стоят ловушки и силки, в них уже начала попадаться добыча. Крупный тетерев или рябчик попался в следующем месте, потом два зверька типа наших куниц, снова птица. Еще живых Охотник легко прибивал небольшой, увесистой дубинкой. Задохнувшихся тщательно обнюхивал, не желая таскать зря несвежую добычу, вернее, меня перегружать.

Везде он снова разбирал запутанные петли, отрезал вконец запутавшиеся, снова настораживал. Подсыпал на землю под ловушками немного зерна, похожего на нашу пшеницу или ячмень.

Птицы подтягивались на зерно, на птиц приходили небольшие хищники, попалась даже копия нашей лисицы, только серая. Ее не понесли далеко, отошли пятьсот метров, Тонс несколькими движениями сделал надрезы и снял шкуру чулком. Шкура отправилась ко мне в корзину, туша осталась валяться в траве.

Около мест водопоя охотник внимательно рассматривал следы и делал свои выводы.

Прогулявшись таким образом около трех часов, и нагрузив меня добычей, мы вернулись на стоянку. Тонс отправил обрабатывать шкуру местной лисицы — отскрести мезгу и натереть солью. Потом тоже самое с куницами, остатки животных отправились в яму, выкопанную довольно далеко от стоянки.

Птичье мясо пошло частично в яму-погреб, частично на просушку — самые лакомые куски. Пообедав и отдохнув часок, мы отправились в другую сторону, делали тоже самое, но добычи почти не было. Но и наши хлопоты не закончились на этом, мы прошли низом, в основном раскидывая ловушки, уже по опушке леса, находящейся метрах в пятиста под нами.

Лес был хвойный, весь не старый, я даже удивился, что деревьев в возрасте было немного.

Здесь ловушки только ставили, и еще Тонс внимательно разглядывал следы. Пройдясь километров двенадцать, постоянно вверх-вниз, я с удивлением обнаружил, что совсем не устал, только аппетит разыгрался.

Кажется, втягиваюсь в местные реалии.

Вечером ужинали, я выучил еще пару десятков слов и уже умеренно мог общаться по простейшим темам с охотником.

Тонс удивлялся моим успехам в изучении языка и даже выносливости. Но все же подумав, сказал — как отрезал, что я — не Охотник. И уже не стану им хоть в какой-то мере.

Прямо так и сказал. Видно, что ему неприятно было признать другого человека неспособным стать даже начинающим Охотником. Как приговор подписал. В полной безнадежности.

Я скорчил печальную морду лица, чтобы не разочаровать старого Охотника, не мыслящего иной жизни.

На самом деле, очень такой новости обрадовался. Жить в лесу мне не хотелось совершенно, особенно в средневековье. Очень хотелось ночевать на своей кровати и под теплым одеялком.

Тут он впервые упомянул город, на который он работал, назвав его Астором.

Запомню, и посмотрю с удовольствием, поживу тоже.

И добавил, что я большой парень, смогу жить и без охоты. Он даже спросил меня, кем раньше работал. И я, показав мозолистые ладони, ответил, что руками работал.

Тонс сразу заметил, что такой работы много и крепкие парни нужны очень, хозяева постоянно ищут работников.

Все это общение было условное, с кучей жестов, смысл угадывался не сразу, путем повторений.

Уже стемнело, мы закончили вечер местным чаем, очень похожим на наш. Тонс сказал, что везут его очень издалека. Оттуда, куда все ушли после, и он сказал непонятное слово.

Встретив недоуменный мой взгляд, он потемнел лицом и грубо отмахнулся. Встал и ушел в шалаш. Без лишних политесов.

Так и пошла моя жизнь в Новом Мире. Ничем не примечательная жизнь.

Я не размахивал необыкновенно острым мечом, не мчался с дозвуковой скоростью на черном жеребце, не спасал сексуальных красоток с пышным бюстом и эльфийскими ушками.

Не поступал с ними даже по-хорошему, не говоря уже, чтобы по-плохому.

Не показывал этим красоткам всякие штуки, не заставлял их кончать по десять раз подряд, глядя на меня восторженными глазами.

Не вел преданное мне войско на штурм замка Темного Властелина.

Не был последней надеждой этого мира на спасение, просто единственной надеждой.

Я вообще не доминировал в этом мире, ни над кем, кроме дохлых зверьков. И те, кажется, издевались надо мной, вырывались из рук и брызгались сукровицей в лицо.

Через день мы с Тонсом ходили на охоту, ждали по полдня у водопоя в схронах крупных горных баранов. То, есть, он ждал. А я лежал в паре десятков метров и боролся со сном. Иногда Тонс метко стрелял из арбалета. Потом быстро натягивал арбалет, и клал болт в надежде, что спугнутые животные попадут в петлю и у нас будет еще куча мяса.

Подстреленного барана мы потом догоняли, болт со срезнем наносил огромные открытые раны, кровь лилась ручьем и через пять-десять минут животное выдыхалось, шло шатаясь, еще через двести метров падало. Тонс знал, куда стрелять, чтобы не ходить далеко.

Потом Охотник высокопрофессиональными, скупыми движениями срезал мясо, я складывал его в удобную переноску, и мы несли на стоянку, подвесив на копье.

Если в петлю влетал самец, он разрывал ее с ходу, и Охотник не успевал даже приступить к перезарядке арбалета. Поэтому в самца Тонс целился сначала, и если попадал, то приходилось делать два рейса за всем мясом. Мне стрелять не полагалось, даже арбалет не давали носить.