Слепое солнце - [13]

В конце концов, мир обустроен зрячими для зрячих. До своей слепоты Джош даже и не подозревал, насколько. Первые месяцы ему вообще казалось, что темнота вокруг — не взаправду, нужно только пошире раскрыть глаза или проснуться. А смиряться и привыкать оказалось непросто. Тот же пан Эрнест и не представить себе, наверно, не мог, сколь сложно. Очень просто давать хорошие советы, и ощущаешь, скорее всего, себя при этом удивительно правильным и милосердным….

Джош осваивался, только по-прежнему чувствовал себя неуютно в помещениях, где невозможно добраться до ближайшей стены за три шага. Но за совет, разумеется, поблагодарил.

— Ничего. А вы, пан Эрнест?

— Да живой пока. Вот, работаю помаленьку. Староват уже, конечно, для оперативки, скоро меня молодые потеснят…, - тихий смешок, намекающий, что Эрнест стариком себя ни в коей мере не считает. Так, иронизирует.

— Не думаю, пан, что в ближайшее время найдется хоть кто-то, способный вас потеснить, — улыбнулся Джош.

Собеседник загремел стулом (металлический скрежет по полу — стул) и оказался с парнем на одном уровне. Пожалуй, приблизительно в метре или чуть дальше.

Джош улыбался и ждал. Это только вежливая прелюдия, Гауф никогда не вступает в разговор только от нечего делать. Он наверняка имеет, что сообщить «интересненького».

— Ты бы — потеснил… Нескоро, конечно. Ума бы поднабраться, напарника толкового… Может. Даже и я бы взялся… — задумчиво пробормотал Эрнест. Кажется, исключительно для себя, не предполагая, что Джозеф услышит. — Поживем — увидим. Так что, Джозеф, возвращаешься к работе? Рад?

— Безмерно, — уныло кивнул парень.

— Вижу твое «безмерно». И понимаю. Чувствуешь себя не в своей тарелке? — Эрнест как всегда проницателен до омерзения. Нет, не так. Он совершенно определенно сочувствует и искренне заинтересован, но Джош привык жить один. Под его камень вода не текла.

— Есть немного.

— Ничего, скоро привыкнешь. Вам с Мэвой выделили один кабинет. Тут, первый по коридору слева. Обставили там все по высшему разряду, кстати сказать. Даже диван притащили, представь.

— Любопытно.

Диван — вещь в оперативном хозяйстве просто незаменимая, когда на дежурстве вторые сутки подряд, и возможность ноги вытянуть хоть минут на двадцать воспринимается настоящим подарком судьбы. Поэтому диваны есть (то есть — были раньше, в бытность Джоша оперативником) в паре кабинетов, в приемной и в комнате дежурных. Но зачем диван людям, собирающимся проводить в отделе от силы пять-шесть часов в день и пришедших ради расследования одного-единственного дела?

— Именно что любопытно. Но не только это. Сам ваш с Мэвой вызов несколько странен, ты не находишь?

— Нахожу. И ничего не могу понять, — признался Джош. Похоже, Эрнест — человек, который сумеет прояснить ситуацию. — Зачем старое дело ворошить?

— Значит, ты тоже ничего не знаешь? Насчет планов начальства? — уточнил Гауф.

— Нет, откуда бы? Я в полнейшей растерянности…

— Как и все мы, — Джошу показалось, что собеседник пожимает плечами. — Тогда слушай….

Голос Гауфа понизился до таинственного шепота:

— Беккер этот (непонятно, что за птица) появился в Отделе с месяц назад, но сначала был вроде бы просто исполняющим обязанности старика Садницки. По-настоящему его назначили только на прошлой неделе. И могу тебе сказать — опыт у меня в таких делах есть — ведет он себя как человек, которого в любой момент могут снять. Но самое странное не в этом, в другом — его мало заинтересовали наши нынешние дела, всю неделю копался в твоем. Рылся в архивах, читал досье, разговаривал с экспертами. Один раз даже — сам краем уха зацепил — насчет твоей слепоты. Извини, конечно… А потом смотрел данные на Мэву. Нас насчет тебя расспрашивал.

— Насчет чего именно? — напрягся Джозеф. Интерес начальства, которое, как известно, по-новому метет, настораживал.

— О, много насчет чего. Насчет степени твоей слепоты, насчет твоей адекватности (он почему-то считает, что ты должен быть то ли безумен, то ли просто со странностями; опять же — почему?), насчет того, с кем ты живешь… Даже насчет твоих отношений с Луизой. Затем — насчет того дела, что ты распутывал. Не говорил ли чего странного или непонятного…

— Не понимаю.

— Слушай дальше. Затем он собирал досье на Мэву. Задавал тоже довольно необычные вопросы. Что вас с ней связывает, спали ли вы с ней (еще раз извиняюсь) и почему разбежались. Но это еще можно объяснить, если он собирался собрать вас в «упряжку». А вот дальше совеем ни в какие ворота не лезет: верная ли, амбициозна ли, как у нее с деньгами, принципиальна ли и берет ли «халтуру», почему так часто меняет напарников, и тому подобное. Ни о чем пока не говорит?

— Пан Эрнест, я…

— Потерял хватку. — Констатировал Гауф. — Мэву вызвали в пятницу утром. По прибытии она, вероятно, имела разговор с Беккером. Её здесь не видели, но вроде была. То есть — была здесь, но — была здесь, однако не вышла поздороваться и поболтать с бывшими коллегами. А к тебе заглянула только в субботу с утра, кажется? И, разумеется, теперь не расскажет, о чем беседовала с Беккером. Итак. Оперативник Джозеф Рагеньский, что скажешь?