Слепень. Повести - [3]

— Да видел какие-то циферки, но без очков они для меня точно червячки, не разобрать.

— И всё-таки я вас попрошу никуда её не девать.

Адвокат оглянулся, и, увидев оставленную кем-то газету, завернул в неё флягу, и передал Поляничко, который тут же всучил её Каширину.

— Не волнуйтесь. Всё внесём в опись и передадим родственникам. Ну что, будем расходиться?

— Постойте-постойте, — всполошился директор. — Я хочу принести извинения за сорванный сеанс и прямо сейчас приглашаю всех отужинать в ресторане «Гном». Там у нас отдельный кабинет абонирован. …А захотите, можно и в картишки партейку-другую… Ну это так, так, что называется, ради удовольствия: в английского дурачка или пьяницу.

Директор заискивающе посмотрел на Поляничко, но полицейский улыбнулся и, глядя на помощника, сказал:

— А что, Антон Филаретович, пойдём? Ведь мы сегодня без обеда остались.

Каширин от неожиданного вопроса сначала растерялся, потом кивнул и засиял, как каска брандмейстера.

— А вы, Иван Георгиевич, присоединитесь? Не откажите в удовольствии быть в компании с вами, — медовым голосом пропел Купский.

— Уж я, Александр Захарович, право, не знаю, — опустив глаза, вымолвил судья Бенедиктов. — Удобно ли?

— Удобно! Ещё как удобно! Искренне буду рад.

— Что ж, в таком разе я не против.

— При таком количестве людей не сыграть в винт — уголовное преступление, — заметил Ардашев.

— Эх, Клим Пантелеевич — погрозил пальцем Поляничко. — Вечно вы меня во грехи вводите! То в Великий пост вишнёвой наливочкой угощаете, то азартную игру предлагаете… Нет, играть не будем. А так посидим, посмотрим.

— В таком случае, — заявил адвокат, — Савелий Панкратович просто не может не участвовать в партии. Иначе винт не состоится. Надобно минимум четыре человека.

— Нет-нет, господа, прошу извинить, но эта смерть произвела на имя сильное впечатление. Пожалуй, я пойду домой, — покачал головой Мильвидский.

— Тогда и я не останусь, — твёрдо сказал присяжный поверенный.

— Ну как же, Савелий Панкратович? — взмолился Купский. — Вот и Клим Пантелеевич без вас не останется… Я очень вас прошу принять моё приглашение. Не откажите, сделайте милость.

— Ладно, — сдался Мильвидский. — Только я засиживаться не буду. Час, и не более. Домна Александровна сегодня так сильно расстроилась и ушла вся в слезах…

— Вот и славно! — хлопнул в ладоши Купский. — Итак, господа, прошу…

II

Шёл второй час игры. Ставки увеличивались. Зелёное сукно было сплошь исписано белыми колонками цифр. Ардашев играл в паре с судьёй Бенедиктовым, а доктор — с банкиром Старосветским.

Рядом, утонув в мягком кресле, блаженно дремал Поляничко. Его нафиксатуаренные усы торчали, точно стрелки часов, показывающие четверть десятого. Своего помощника он отправил в сыскное отделение с вещами покойного после того, как присутствующие пересели с обеденного стола за ломберный.

Напротив Ефима Андреевича, дымя сигарой, сидел Купский и со скучной миной листал «Всемирный юмор» — журнал с картинками далеко не пуританского содержания. По грустным глазам директора синематографа было видно, что после выпитой водки и коньяка он разгорячился и спокойное времяпрепровождение тяготило его так же сильно, как обычно угнетало присутствие жены в местном театре-варьете. Душа Александра Захаровича жаждала продолжения в виде шампанского, очаровательных женских ножек, мелькающих перед глазами, и рассвета — не простого, а настоящего, когда перепачканный губной помадой и пахнущий всей гаммой духов фабрики «Ралле», он будет тихо плакать под задушевную цыганскую песню у костра на берегу Архиерейского пруда. Да, когда-нибудь это обязательно случится, а пока — солидная компания и уважаемые люди. Одним словом — скукота египетская.

— Два без козыря, — начал банкир.

— Три черви, — ответил судья.

Доктор задумался, ему предстояло принять правильное решение. Слегка волнуясь, Мильвидский вынул из внутреннего кармана фляжку. Сделав два глотка, он поморщился и стал её убирать, но сразу ему это не удалось.

— Не угостите? Что там у вас? Коньяк? — присяжный поверенный протянул руку.

— Нет. Это водка.

— Отлично! Мне чуть-чуть, чтобы взбодриться.

Ардашев взял фляжку и, налив немного в пустой стакан от только что выпитой сельтерской, заметил:

— Прекрасная вещь. И тоже серебряная.

— Да, подарок жены, — согласился Мильвидский, пряча предмет в карман.

Услышав слово «фляжка», директор «Модерна» встрепенулся и, глядя на Поляничко, спросил:

— Скажите, Ефим Андреевич, неужто Харитон вот так взял и запросто умер, а? Он ведь ни на что не жаловался, а если и болел, то только с перепоя… Ну как такое может случиться?

— Вопросец не по адресу, — приоткрыв глаза, усмехнулся Поляничко. — Это вы у нашего уважаемого врачевателя спросите. Я в медицине не разбираюсь.

— А тут и выяснять нечего. Тапёра отравил господин Мильвидский, — не отрывая глаз от карт, негромко выговорил присяжный поверенный.

В комнате воцарилась тишина. Было слышно, как под потолком бьётся случайно залетевшая большая чёрная муха.

— То есть как?! — привстав от негодования, воскликнул врач. — Вы хотите сказать, что Акулов был убит и это сделал я?

— Именно, — невозмутимо подтвердил адвокат.