Слепая ярость - [10]

Лунев, которому всегда становилось неловко от обилия высокопарных фраз, сделал шаг, но Клара Карповна его задержала.

– И последнее, – сказала она. – Здесь требуется максимальная чуткость, Андрей. Вы видели, как передвигаются наши дети?

– За стены держатся, – припомнил Лунев. – И друг за дружку.

– Не только, – возразила Клара Карповна. – Они всё время прислушиваются. К вибрации пола, к чужому дыханию, к общей атмосфере помещения. Даже не ушами. Всем своим естеством. Вот и нам надо быть такими же чуткими, внимательными. Когда знакомитесь со слепым ребенком, обязательно присядьте рядом и позвольте ощупать свое лицо. Не сюсюкайте с ними, не гладьте по головке, это заставляет их лишний раз ощутить свою ущербность. Настоящая ласка – она ведь в другом. Понимаете, Андрей?

– Понимаю, – кивнул Лунев. – Я все понимаю.

И это были не просто слова.

* * *

Еще до того, как педагоги и воспитатели свыклись с присутствием Лунева и перестали коситься на него, как на чужака, он подружился с двенадцатилетней девочкой Настей Карташовой. Она была худенькой и маленькой, но очень смышленой и бойкой. Знакомство с ней произошло при необычных обстоятельствах.

Однажды Лунев поднялся на второй этаж, чтобы помочь воспитательницам заменить перегоревшую пробку. Возясь возле электрощита в дальнем и темном конце коридора, он стал свидетелем странной сцены. Пять или шесть слепых девочек, возвращавшихся с урока, шли плотной гурьбой, держась друг за друга и полагаясь на сноровку Вали Химич, возглавлявшей процессию. Но внимание Лунева привлекло не само это трогательное и немного забавное шествие, являвшееся самым обычным делом для детдома «Парус». Он заметил, что Настя Карташова, шедшая последней, заглядывает поверх голов других девочек, как бы проверяя, правильно ли их ведет Валя. Более того, в какой-то момент девочка отстала от группы, чтобы посмотреть в окно, а потом, почувствовав на себе чужой взгляд, быстро повернулась и увидела Лунева.

Именно увидела, потому что он не выдал себя ни движением, ни звуком. Просто стоял молча, положив руку на дверцу электрощита, но не закрывая ее, чтобы не скрипнула. Встретившись с ним взглядом, Настя встрепенулась, догнала девочек и, положив ладонь на плечо последней, засеменила по коридору. Ее голова была поднята, глаза смотрели в пустоту, но это уже не могло обмануть Лунева.

Вечером, когда из столовой доносился дружный звон ложек и детский гомон, Настя подошла к Луневу, дежурившему у входа.

– Никому не сказали? – спросила она, не таясь.

Помедлив, он пожал плечами:

– Нет. А должен был?

– Не говорите, – быстро сказала Настя. – А то меня отчислят. Переведут в другой дом. Обычный.

– Тебе здесь нравится?

Ответить девочка не успела.

– Настя! – раздался женский голос. – Карташова! Ты куда подевалась? А ну-ка быстренько за стол. Тебе особое приглашение требуется?

Девочка поспешила на зов. Но перед этим бросила умоляющий взгляд на Лунева: не выдавайте! Он не выдал, и с тех пор Настя частенько стала скрашивать ему скучные часы дежурств. Лунев работал пока что в полторы смены, потому что Шубской не удалось найти второго охранника на более чем скромную зарплату. Он находился в «Парусе» с утра до десяти вечера, потом входные двери запирались, а дежурство принимала одна из воспитательниц. Свободного времени у Лунева почти не оставалось, но ему это даже нравилось. Так было легче изменить привычный образ жизни, когда проводишь вечера перед телеэкраном с бутылкой и чипсами.

Общение со слепыми детьми сделало Лунева более ответственным и отзывчивым. Всякий раз, когда его навещала Настя, он старался сунуть ей что-нибудь вкусненькое и даже пытался выдумывать всякие забавные истории. Они получались довольно неуклюжими, но Настя была довольна. Ей не хватало общения со взрослым мужчиной, который в чем-то заменил ей отца. Иногда Лунев ловил себя на мысли, что относится к девочке как к дочери, и спрашивал себя: будут ли у него когда-нибудь собственные дети? Он точно не знал, хочет ли этого. Но доверчивая любовь девочки трогала его до глубины души.

Настя призналась, что зрение вернулось к ней еще полгода назад. Сперва она начала видеть источники яркого света, потом перед глазами появились цветные пятна, потом в темноте стали проступать разные расплывчатые контуры, и наконец мир снова заиграл для нее формами, образами и красками. Но Насте, не помнившей родителей, не хотелось покидать подруг и друзей, появившихся у нее в «Парусе». До того как ослепнуть от удара ломом по голове, она воспитывалась в обычном приюте и хорошо запомнила жестокие нравы, царившие там.

Свою тайну она поведала только Вале Химич и Луневу. «Буду нем как могила», – пообещал он, вспомнил мать и помрачнел. Настя заметила, вернее почувствовала, его состояние. «Не грусти, не надо», – попросила она, взяла его большую ладонь и быстро прижала к своей щеке. А потом заплакала. Ей ведь тоже приходилось несладко. Гораздо труднее, чем Луневу, который жил на свободе и был сам себе хозяин. Он неловко погладил ее по голове и протянул мобильник: «Это тебе. Подарок».

На самом деле телефон Лунев приобрел себе, потому что его прежний давно устарел и вызывал косые взгляды окружающих. Он даже не успел перенести в электронную память номера, намереваясь заняться этим после работы. Но Насте, конечно, телефон был нужнее. И теперь она могла тайком звонить Луневу, когда ей было страшно и одиноко. Случалось, звонки раздавались среди ночи, но он не сердился. Они ведь были друзья. А кому, как не другу, звонить в трудную минуту?