Следы ведут в пески Аравии - [94]

Но и услышав обо всех грозящих ему опасностях, Зеетцен не отступает. Хорошо, он пойдет в Джидду пешком, как и все остальные паломники. Он не сомневался в успехе. Сейчас толпы людей тянутся на юг, и ему будет нетрудно затеряться среди них. А если возникнут какие-то недоразумения, то у него есть бумага. Там ясно говорится, что, хоть он и франк, зовут его арабским именем Муса аль-Хаким.

Двигаться вдоль берега Красного моря в толпе паломников совсем не страшно, только очень жарко. На берегу много разноцветных ракушек. Из пих делают перламутр и отправляют в Мекку — для изготовления четок и в Иерусалим — чтобы инкрустировать распятия.

У селения Рабан паломники вдруг закричали: "Ляббайк! Ляббайк!" — традиционный возглас арабов, означающий послушание и повиновение. Затем они стали сбрасывать свои одежды и облачаться в ихрам, в котором должны предстать перед Каабой. Зеетцен был осведомлен об этом ритуале, но заранее не припас двух кусков белого миткаля, рассчитывая принять соответствующий вид в Джидде. Ему объяснили, что ихрам — это не простая формальность, этот ритуал призван символизировать первозданную чистоту человека, прибывающего в Мекку без всяких покровов, без всяких телесных преград между собой и богом. Тот, кто облачился в ихрам, должен соблюдать определенные законы: не бриться, не чесаться, не ссориться, не приближаться к женщине, не проливать крови, не убивать даже насекомых, не срезать ветки деревьев.

Джидда, как мы это уже знаем, — морские ворота священной земли ислама. Через Джидду держал путь на юг Аравии и Нибур. Но у Зеетцена — другая задача. В Южную Аравию, в глубь Африки он успеет отправиться позже, у него еще вся жизнь впереди. А быть здесь, около Мекки, куда стремятся все мусульмане, и не попытаться туда попасть он, Муса аль-Хаким, не мог. "Все окружающее возбуждало во мне такое бурное волнение, какого я не испытывал никогда", — писал впоследствии Зеетцен фон Цаху.

В Джидде он остановился в доме некоего Абдаллаха ас-Сукката, в котором обрел советчика и покровителя. Жара стояла необычайная. Зеетцен спал на крыше, закутавшись в мокрое покрывало, но оно высыхало почти сразу, и он снова покрывался испариной.

Абдаллах ас-Суккат приходил в отчаяние, когда Зеетцен заговаривал о Мекке.

— Я не вникаю в причины, по которым ты решился на этот шаг, — говорил он, — но это невозможно.

И в назидание рассказывал Зеетцену одну историю страшнее другой. Например, какой-то французский лекарь однажды на пари взялся сопровождать в Мекку знатного эмира в качестве лейб-медика. Уже на другой день его настигли и сделали ему обрезание. И это еще не самое плохое. От иных не оставалось и лоскутка. Здесь, в Джидде, такие случаи хорошо известны.

Но Зеетцен был как одержимый. В Европе никто не видел даже изображения Мекки. А вот он начертит ее точный план. О своих истинных намерениях он не говорит хозяину, напротив, восхваляет ислам и клянется, что мечтает стать мусульманином.

— Хорошо, я склонен помочь тебе, — сказал наконец Абдаллах. — И ты увидишь то, что не дано увидеть людям твоей страны. Но все зависит от тебя самого, — продолжал он. — Слушай меня внимательно, и ты дойдешь до цели.

Оказывается, для обращения в мусульманство достаточно несколько раз произнести основную формулу ислама: "Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник Аллаха!" Затем надлежит совершить аль-уду — ритуал омовения перед молитвой и прочесть сами молитвы: утреннюю (салят ас-субх), полуденную (салят аз-зухр), послеполуденную (салят аль-аср), при заходе солнца (салят аль-магриб) и в начале ночи (салят аль-иша). Разумеется, следует неукоснительно соблюдать все, что требует мусульманская вера. Но для полного обращения, для истинного проникновения в ислам неплохо было бы выучить наизусть весь Коран, положения шариата, сунну и многое-многое другое.

У Зеетцена появился еще один учитель — мусульманский богослов шейх Хамза.

Со времен Геттингена Зеетцен не занимался столь усердно. Но выучить наизусть Коран он и не помышлял. Да и зачем? Он же не собирался приобретать титул шейха.

31 июля 1809 года его обращение совершилось. Муфтий, который эту процедуру проводил, не был особенно придирчив. Упомянул двадцать четвертую суру Корана, на что Зеетцен выпалил:

— Аллах — свет небес и земли. Его свет — точно ниша; в ней — светильник; светильник — в стекле; стекло — точно жемчужная звезда!..

При этом сам был удивлен собственными познаниями.

Зеетцен получил фирман, свидетельствующий о том, что он больше никакой не франк, а мусульманин Муса аль-Хаким, новообращенный.

Что, собственно, изменилось в его жизни? Причесал в одну сторону волосы на теле, как положено по его новой вере. Обрил наголо голову, как того требуют ваххабиты при совершении хаджа. Старался не забывать о соблюдении всех предписаний ислама. Теперь, он был в этом уверен, ему ничто не грозит.

В доме Абдаллаха ас-Сукката он пробыл до октября. 8 октября переоделся в ихрам, который принес ему шейх Хамза, и почувствовал себя удивительно легко и свободно. Впрочем, теперь нужно было жить по мусульманскому лунному календарю.

Приближался последний месяц года — зу-ль-хиджжа, когда и следовало совершать хадж.