Следы - [63]

Я знаю, что нет. Я знаю, что если бы кто-то хоть единожды спустился с грязной мокрой крыши, то он обязательно бы оставил следы на безупречном полу тетушки Грасии. Пол в ну ночь выглядел так, как выглядит всегда, то есть больше был похож на доску для резки хлеба.

К сожалению — тут я уже цитирую старших — в понедельник утром тетушка Грасия сказала, что погода была просто ужасная, и потому послала Донга Ли (он приехал, кстати, прошлой ночью, с вылеченным зубом, вежливой скорбью и абсолютной невозмутимостью) прибраться на чердаке вместо того, чтобы наводить порядок в саду. То есть как обычно помыть и протереть все от пыли. Потому сегодня вечером невозможно было сказать, передвигались ли какие-то предметы, потому что пыль, на которой можно было бы распознать следы, совсем недавно вычистили.

И хотя ей это совсем не нравилось, тетушке Грасии пришлось сказать, что на чердаке, по всей видимости, ничего не передвигали, потому как там не удалось обнаружить ни малейшего следа. Дядя Финеас сказал, что мы бы и не смогли там найти никаких следов преступника, потому что любой простофиля знает, что перед уходом надо убирать все следы.

Получается, все? Да сам наш чердак не может сравниться с аккуратностью и чистотой этого высказывания. Все, что осталось объяснить, — почему дедушка, дядя Финеас, тетушка Грасия и Крис заявляют о том, что верят во всю эту чушь. И почему они сбрасывают со счетов меня, Олимпию, Ирен и Люси?

С большой натяжкой я еще могу сказать, что дядя Финеас и, может быть, Крис честно верят в эту бессмыслицу. Но я, черт подери, знаю, что тетушка Грасия ни на толику не верит ни в одно из этих утверждений. Я знаю, что дедушка не может в это верить; ну, да, дедушке восемьдесят лет, и эта неделя была для него сплошным кошмаром.

Вернемся к твоему письму. То, что я сказал о казни убийцы отца, вероятно, повергло тебя в шок. Я был просто мелким кровожадным мальчишкой, когда писал тебе первое письмо, не правда ли? Градация моего пыла от жгучего желания отомстить до полной отчужденности как минимум должна была тебя удивить. Но по крайней мере я не жмущийся к стенке отступник. Потому я утверждаю, что у меня нет больше никакого желания ни разбираться в том, кто убил отца, ни присутствовать на казни этого человека. Нет, нет, все совсем наоборот. Я не стану подписываться на эту чертову бессмысленную ложь, которую выставляют на обсуждение все остальные. Но я отдал бы всех весенних телят за то, чтобы выдумать какую-нибудь вразумительную, логичную ложь, которая очистит опороченное имя Квилтеров.

Ты говоришь, что я просил тебя помочь мне выследить преступника. Это было из-за моего неопределённого состояния в то время, когда я тебе все это писал. Думаю, что это жуткий шок на какое-то время превратил меня в слюнявого болтливого идиота, клянущегося тебе в своей невинности и молящего о твоем подтверждении. И ты мне его дала, щедро наградила меня своей верой. Оставим тогда это все так, как есть? Но, говоря о помощи, мне придется изменить свой план. Можешь ли ты хоть каким-нибудь способом придумать ложь, в которой мы все сейчас так отчаянно нуждаемся?

Помни, что любая теория должна включать в себя эту веревку. Знаешь, порой мне кажется, что я вот-вот соглашусь с бывшей теорией Криса о том, что та веревка оказалась в спальне отца по случайному стечению обстоятельств. Но ненадолго оставим догадки и обратимся к факту: можешь ли ты придумать хоть одну убедительную причину, по которой отец сам мог привязать эту веревку и спустить ее и окна в тот вечер? Допустим, что предположение тетушки Грасии о шантажисте верно. Могло ли быть такое, чтобы отец помог ему — или кому-либо еще — добраться до своей комнаты ночью с помощью этой веревки? Кто-то довольно ловкий и проворный вполне мог с земли подняться на крышу веранды с помощью веревки. Но это, конечно, должно было иметь место до начала снегопада. По крайней мере возможно, что раз веревка была предназначена для входа в комнату, то ее могли оставить там же и для выхода. То, что окно было распахнуто в такую холодную ночь как минимум кажется странным. Единственный невозможный элемент во всем этом — утверждение, что отец был вынужден скрывать что-то от нас.

Тетушка Грасия говорила о тайных страницах в жизнях людей. Это сработало с присяжными. Пусть так. Но это снова возвращает нас к догадкам. Моя мыслительная машина — теперь я понимаю, что это ни в коем случае не допущение, — сейчас совсем барахлит. Попробуй рассмотреть веревку как средство проникновения, а не побега и подумай, что из этого можно сделать.

Твой любящий брат,

Нил

ГЛАВА XVII

I

17 октября 1900, среда

Дорогая Джуди,

Когда я писал тебе позавчера, я думал, что точно брошу эти письма. Я взял тогда на себя роль мистера Умника, презирающего тебя и всех остальных членов семьи за то, что вы никак не можете понять, что один из Квилтеров — подлый убийца. Презирающего даже дедушку; ну может быть и не совсем так дерзко… я просто обвинял его старость в том, что она совсем поработила его храбрый, сильный ум. И пытаться не стоит… никакая преданность семье не может пересилить тот факт, что на снегу не было следов. Мне уже скоро пойдёт девятнадцатый год, не так ли? И почему бы мне не быть единственным трезвым и честным из всех нас? Даже у бедняжки Олимпии получается лучше, чем у меня. Она хотя бы пыталась все объяснить. Да, это была катастрофа, и ей было за себя стыдно. Но она пыталась и надеялась, что чистый детский ум Люси сможет ей помочь. Но не самоуверенный нахальный Нил. Он знал. Нет смысла буйствовать, Джуди. Но, Боже, как же меня от себя тошнит! Прямо как в тот раз, когда мы с Чтоткой подрались со скунсом.